– Аминь. Заходи, брат Маврикий.
Глава 4
С тех пор как неугомонный старец Прокопий был отправлен в богом забытую глухомань, на реку Пинегу, в крохотный Богородицкий монастырь, оказавшийся после смерти игумена Макария без архиерейского наместника, у молодого послушника остался в обители только один человек, имевший на него особое влияние. Нетрудно догадаться, что человеком этим был отец Феона. А поскольку пытливый ум и природное любопытство то и дело вступали у Маврикия в противоречие с несуразностью и бестолковостью нрава, то мудрый советчик был ему просто необходим, чтобы оградить от превратностей жизни, которые он сам себе обеспечивал с превеликим усердием.
Отец Феона был для Маврикия не просто наставник. Он представлялся послушнику существом, наделенным сверхъестественными способностями, ставившими его в один ряд с легендарными полубогами и эпическими героями. Он буквально не отходил от своего кумира ни на шаг, следуя за ним «хвостом», как привязанный. Это часто доставляло отцу Феоне немало хлопот, но ответственность за нелепого недоросля перевешивала все бытовые неудобства, тем более что монастырский устав был довольно строг и Маврикий, как правило, не мог досаждать Феоне сверх того, что позволяли ему предписания.
Впрочем, сегодня, видимо, произошло нечто, что заставило молодого инока пойти на нарушение правил. Появление его на уроке никак не соответствовало распорядку обители, но, как бы там ни было, получив разрешение войти, Маврикий, сутулясь от усердия, положил три поклона перед иконами и елейным голосом попросил у Феоны разрешения остаться в классе. При этом внешний вид его выражал восторг и ликование человека, сделавшего потрясающее открытие, которое не в силах был удерживать в себе. Отец Феона позволил Маврикию остаться с условием, что тот будет сидеть тихо, но вот его внешний вид оставил монаха совершенно равнодушным. Это обстоятельство вынудило Маврикия мучиться до самого обеда, он ерзал на лавке, нервно чесался, грыз ногти и громко шмыгал носом, оставаясь для учителя скорее предметом мебели, чем объектом живого интереса. Трудно сказать, как долго он смог бы еще вынести эту пытку, но наступил долгожданный перерыв на обед, во время которого все ученики гуськом за старостой направились в монастырскую трапезную, а Маврикий наконец получил возможность поделиться своим открытием. Впрочем, слова его не несли в себе никакой определенности, он просто просил наставника отправиться с ним в монастырскую библиотеку, ибо там и находилась тайна, которую он хотел поведать. Феона решил было строго отчитать послушника, пришедшего к нему на урок со столь нелепой просьбой, но глаза Маврикия лучились надеждой и желанием столь отчаянно и по-детски наивно, что монах не смог отказать, предупредив, впрочем, что делает это в последний раз. Маврикий с радостью закивал головой.
Оставив школу на отца Николая, отец Феона направился в книжное хранилище, в душе осуждая себя за излишнюю мягкость, подвигшую его поддаться уговорам нескладного и смешного послушника, увлеченного земными тайнами больше, чем Святым Писанием. Как бы то ни было, но жизненный опыт подсказывал монаху, что любое, даже самое случайное на первый взгляд событие может иметь скрытое обоснование, пренебрегать которым было бы весьма неразумно. Сам Феона называл это вниманием к мелочам.
Иноки пересекли Соборную площадь и подошли к галерее, примыкавшей к палатам братского корпуса. Для книжного хранилища там была отведена специальная комната в сорок аршин[43] длиной и двенадцать шириной, со множеством небольших окон, сквозь которые в помещение целый день проникал солнечный свет.
Вдоль выбеленных известью стен с глубокими каменными нишами стояли деревянные шкафы, открытые полки которых были заставлены книгами в тяжелых дорогих переплетах. Книг было много, не меньше пяти сотен томов, что, учитывая большой пожар, уничтоживший обитель несколько лет назад, можно было считать подвигом монастырской братии, сумевшей быстро восстановить библиотечное собрание.
В основном книги были богословские, но имелись здесь и труды «еретического» содержания, светская литература и работы античных авторов. Хранились они в особых ящиках, сундуках и ларях, отдельно от работ благочестивых сочинителей, и посторонним, как правило, не показывались. Основу библиотеки составляли рукописи, но количество печатных книг год от года неуклонно возрастало, со временем угрожая похоронить почтенный труд переписчиков, коему в земле Русской с превеликим рвением тягу имели поголовную, от простого чернеца до государя.