П у ш к и н. Благодарю вас, государь. Жена мне обо всем говорит…
Н и к о л а й П е р в ы й. Разве ты мог ожидать от меня другого?
П у ш к и н. Я и вас подозревал в ухаживании за моей женой… монаршья милость…
Н и к о л а й П е р в ы й. Милости мои к тебе безграничны… Ты — мой Пушкин.
П у ш к и н. Милостью окован… Прусский король не надел бы на Вольтера, первого из французских поэтов, шутовского кафтана, не предал бы его на посмеяние света.
Н и к о л а й П е р в ы й. Я хотел отличить тебя, а не сделать смешным.
П у ш к и н (с иронией). Я всегда радуюсь, когда ваше величество поступает у м н о и п о - ц а р с к и… Но не хочу быть шутом ниже у господа бога. Единственно, чего я жажду, — это независимости.
Н и к о л а й П е р в ы й. Ты неблагодарен, нет, неблагодарен… Я дал тебе жалование, открыл архивы для составления истории Петра Первого.
П у ш к и н. Писать ее нельзя, не будут печатать.
Н и к о л а й П е р в ы й. Отчего же?
П у ш к и н. Позвольте просто вам сказать: не продается вдохновенье… Строгость цензуры… Какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства.
Н и к о л а й П е р в ы й. О чем ты, Пушкин?
П у ш к и н. Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать вашему величеству… человеку благовоспитанному и честному. И вы не стыдитесь в том признаться… Мудрено быть самодержавным…
Н и к о л а й П е р в ы й. Я не могу переменить законного порядка…
П у ш к и н. Закон не вмешивается в привычки частного человека, не требует отчета о его обеде, о его прогулках… В каком веке мы живем!
Н и к о л а й П е р в ы й (после паузы). Я думал, ты переменился…
П у ш к и н. Отказываться от образа мнений моих я ничуть не намерен.
Н и к о л а й П е р в ы й. Скажи, Пушкин, если бы ты был в Петербурге… тогда… 14 декабря… принял бы ты участие в бунте мятежников?
П у ш к и н. Неизбежно, государь…
Н и к о л а й П е р в ы й. Да, да… такое ты мне говорил еще тогда в Первопрестольной. Не побоялся.
П у ш к и н. И я, таинственный певец, пловцам я пел… (После паузы.) Я должен блюсти мою честь и то имя, которое оставлю моим детям…
Н и к о л а й П е р в ы й. О детях твоих я буду пещись, возьму под свое покровительство. А ты обещай мне не драться с Геккерном ни под каким предлогом… Если история возобновится, обращайся ко мне через графа Бенкендорфа.
П у ш к и н. Это будет очень натурально.
Н и к о л а й П е р в ы й. Дай мне честное слово дворянина…
П у ш к и н. Я обещаю!
Н и к о л а й П е р в ы й. Твоему слову я верю.
П у ш к и н. Будь я только уверен, что не навлек на себя ваше неудовольствие… (Уходит.)
Н и к о л а й П е р в ы й. Давно уже дуэля ожидать должно от их неловкого положения.
И снова кабинет поэта.
П у ш к и н (просыпаясь). Странный сон мне приснился… Ай да царь!..
Медленно гаснет свет.
Там же. Утро. П у ш к и н и Т у р г е н е в.
Т у р г е н е в. Ты не отправил свое письмо Чаадаеву?
П у ш к и н. Намеревался послать, но теперь не пошлю. Мои опровержения могли бы его оскорбить, а он и так уже испытал гнев государя. Как он там?
Т у р г е н е в. Тяжко ему очень… Пришел в какую-то робость… По воле государя московскому генерал-губернатору предписано ежедневно наведываться о состоянии здоровья головы Чаадаева, он отдан под присмотр Бенкендорфа.
П у ш к и н. Следовало этого ожидать. У Чаадаева блестящий ум. Хотя я решительно не во всем с ним согласен… что касается нашей исторической ничтожности. Я не хотел бы переменить отечество, иметь другую историю, кроме истории наших предков… Что же касается до иного… Нужно сознаться, наша общественная жизнь — грустная вещь. Отсутствие мнения, равнодушие ко всякому долгу, справедливости, истине… Это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству поистине могут привести в отчаяние. Чаадаев хорошо сделал, что сказал это громко.
Т у р г е н е в. Как могла пропустить цензура?
П у ш к и н. Я сам очень удивился… Он сказал истину… а истина сильнее царя, говорит священное писание.
Т у р г е н е в. При обыске у Чаадаева изъяли портрет мой работы Брюллова с надписью «Без боязни обличаху» — старинный девиз нашего рода.
П у ш к и н. Род ваш знатен.