В глубине сцены вальсируют Н а т а л и и Д а н т е с. Их разговор слышит Пушкин, стоящий за колонной.
Н а т а л и. Скучать не в моем характере, но в душе у меня такая печаль.
Д а н т е с. Чем могу вам помочь, чтобы рассеять вашу грусть?.. Вы северная Психея, первая по красоте… А ваши божественные ножки доходят почти до вашей шеи…
Н а т а л и. Вы позволяете себе говорить мне глупости и пошлости.
Д а н т е с. Я просто пошутил.
Н а т а л и. Подобные шутки отдают казармой. Оставьте меня!.. (В гневе уходит в гостиную.)
Д а н т е с. Ну что же… Пойду к своей законной! (Уходит.)
П у ш к и н. И небо может все это терпеть?! Ты еще не знаешь, что ждет тебя завтра!
Кабинет поэта. П у ш к и н за столом пишет. Полдень.
На просцениуме Д а н т е с и Г е к к е р н, в руках у него письмо.
Их лица крупным планом выхватывает прожектор.
Г е к к е р н (читает). «26 января 1837 года. Петербург… Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга Александр Пушкин».
П у ш к и н (читает письмо). «Милостивый государь. Мне остается только предупредить вас, что господин виконт д’Аршиак отправляется к вам, чтобы условиться относительно места, где вы встретитесь с бароном Жоржем Геккерном, и предупредить вас, что эта встреча не терпит никакой отсрочки. Я сумею впоследствии, милостивый государь, заставить вас оценить по достоинству звание, которым я облечен и которого никакая выходка с вашей стороны запятнать не может.
Остаюсь, милостивый государь, Ваш покорнейший слуга
Барон де Геккерн.
Прочтено и одобрено мною.
Барон Жорж де Геккерн».
(Комкает письмо, бросает в корзину.)
Постепенно темнеет.
(У двери, разрывает конверт, читает.) «26 января, Петербург. Прошу господина Пушкина оказать мне честь сообщением, может ли он меня принять. Или, если не может сейчас, то в котором часу это будет возможно.
Виконт д’Аршиак, состоящий при французском посольстве».
(Бросает письмо на стол, зажигает свечи, затем продолжает за столом работать.)
Уже совсем стемнело, поднялась метель.
(Разрывает конверт, читает.) «…Нижеподписавшийся извещает господина Пушкина, что он будет ожидать лицо, уполномоченное на переговоры о деле, которое должно быть закончено завтра. В ожидании он просит господина Пушкина принять уверение в своем совершенном уважении.
Виконт д’Аршиак».
(Подходит к окну, после паузы.) Забыв и рощу и свободу, Невольный чижик надо мной Зерно клюет и брызжет воду, И песнью тешится живой… (После молчания.) Я — жертва клеветы и мстительных невежд… невольник чести беспощадной… Ужель все это важно?! Смешно же, чтобы сей вздор меня пересилил. Мне жизнь не надоела, я жить хочу…
Постепенно гаснет свет.
Там же. Утро. П у ш к и н, не раздеваясь, прилег на диване.
Звонок в дверь.
П у ш к и н (просыпаясь). Я видел смерть… Она в молчанье села… У мирного порогу моего…
Н и к и т а (входит). А вы совсем не почивали!.. Разве так можно? Себя бы вам поберечь!.. Письмо вот принесли.
П у ш к и н. Давай его… а сам иди.
Никита уходит.
(Разрывает конверт, читает.) «9 часов утра, 27 января 1837, Петербург… Я настаиваю и сегодня утром на просьбе, с которой имел честь обратиться к вам вчера вечером. Необходимо, чтобы я переговорил с секундантом, выбранным вами, и притом в кратчайший срок. До полудня я останусь у себя на квартире; надеюсь ранее этого часа принять лицо, которое вам угодно будет прислать ко мне. Примите, милостивый государь, уверение в моем глубочайшем уважении.