Д а н т е с. Петербург славится своими красавицами. Они кажутся холодными и неприступными, но это только поначалу.
Д’А р ш и а к. Они, по-моему… как это сказать… Немножко стыдливы.
П о л е т и к а (незаметно моргая Дантесу). Стыдливость надо сбрасывать вместе с платьем.
Г е к к е р н. Браво! Браво!..
Д а н т е с. О, шарман! Шарман!..
С о л л о г у б. Про вас говорят, вам очень везет…
Д а н т е с. Вот женитесь, граф, и я вам это докажу.
Один из офицеров показывает над головой Соллогуба «рога».
Не стоит обладать женщиной, если нельзя этим похвастать.
Д’А р ш и а к. Кто же все-таки в Петербурге почитается первой женщиной?
С о л л о г у б. Натали Пушкина, красота ее лучезарна! Пушкин наш первый поэт, а его жена воплощенная поэзия.
Г е к к е р н. Она холодна, как этот мрамор. И не очень-то умна. А Пушкин… Он стихотворец, ценимый преимущественно женщинами да низшими слоями общества, которые не знают иностранных писателей и, следовательно, не могут сравнивать…
Д’А р ш и а к. Пушкин очень популярен в России.
Г е к к е р н. Популярность его произошла от сатир против правительства. Пушкин отличается крайне либеральными убеждениями, любит фрондировать, дразнит своим пером имперских министров.
Д’А р ш и а к. Его цензор — сам император… Он сделал поэта своим историографом…
Г е к к е р н. Дабы связать его перо и отвратить от поэзии. У императора немало поводов быть недовольным сочинителем. Он рад бы был от него избавиться.
Продолжают тихо разговаривать.
М о л в а. Не зря сюда пришла, я многое узнала.
По лестнице поднимаются П у ш к и н и Н а т а л и, чуть опираясь на его руку. За ними на некотором расстоянии А л е к с а н д р и н а и Е к а т е р и н а.
Н а т а л и. Ты меня ревнуешь, а сам все время привлюбляешься. То посланница Долли, то «черноокая Россети»… Любезничаешь с Надиной Соллогуб, к Натали Строгановой рабское отношение… Анна Керн и до сих пор преследует тебя своими записочками…
П у ш к и н. Всякий вздор забираешь себе в голову. Я никогда не думал упрекать тебя в моей зависимости. Ты молода — и царствуй! Но не должно подавать повод к сплетням. Зависть… Злоба света… Ты у меня умная, все сама понимаешь.
Н а т а л и. Уж лучше уехать нам из Петербурга.
П у ш к и н. Рад бежать, да некуда.
Они входят в зал, с ними раскланиваются, Натали окружают молодые офицеры.
А л е к с а н д р и н а. Давно прошло то время, когда наступали нам на ноги. Светские дамы первые с нами раскланиваются. Все благодаря Пушкину и нашей дражайшей сестрице.
Е к а т е р и н а. Право, не знаю, как я смогу отблагодарить Ташу и ее мужа за все, что они для нас делают.
Входят в зал.
В я з е м с к а я. Они красивы, эти сестры, но много проигрывают рядом с Натали.
В я з е м с к и й. Пушкина разрушительно, опустошительно хороша!
Д о л л и. Хороша! Хороша! Но это страдальческое выражение ее лица похоже на предчувствие несчастья.
В я з е м с к а я. Разрешите вас покинуть, милая прорицательница.
Д о л л и. Вы гадкое чудовище, ухаживаете за всеми дамами всегда с надеждой на успех.
В я з е м с к и й. Не гневайтесь, моя графиня. (Идет к Натали, целует руку.)
Направляются в гостиную, за ними сестры; к ним подходят Аркадий и Сашка.
Д а н т е с. Вот и Пушкин — трехбунчужный паша со своим гаремом.
П у ш к и н. А что, славно! «Трехбунчужный паша»!.. (Долго нервно смеется.)
Дантес направляется в гостиную, Соллогуб к Пушкину.
С о л л о г у б. Я вас ждал.
П у ш к и н (отводит его в сторону). Я прочитал ваше письмо к Наталии Николаевне. Длинно, молодо, но, впрочем, хорошо.
С о л л о г у б. Я задал вашей жене совсем невинный вопрос. А присутствующие при этом дамы соорудили целую сплетню, будто бы я наговорил ей дерзостей. Я недостаточно безумен, чтобы сказать их женщине, особенно такой прекрасной и добродетельной. Я не виноват решительно ни в чем… А вы хотели со мною стреляться. Все равно я не стрелял бы в вас.
П у ш к и н. Ну вот и хорошо, и очень славно. Неужели вы думаете, что мне весело стреляться? Да что делать? Я имею несчастье быть общественным человеком… Это хуже, чем быть публичной женщиной. (После небольшой паузы.) Вы можете подойти к Наталии Николаевне, только, пожалуйста, ничего не говорите ей о письме.