Так мы и порешили и вызвали врача. К моменту его прихода Ким был без сознания уже более получаса.
На лице врача появилось озабоченное выражение. Он обследовал голову Кима со всех сторон.
Я стал опасаться, что доктор скажет: случай серьезный, Кима надо отправлять в больницу. Однако, окончив осмотр, врач посмотрел на нас сквозь очки и сказал дружески:
— Хм, я не думаю, что это очень серьезно. Предположительно: легкое сотрясение мозга. На затылке у него шишка. Но вы вроде говорили, что он ударился виском?
— Я даже видел, что он ударился виском, — подтвердил я.
— Хм. Когда он очнется, то должен спокойно полежать. Под вечер я загляну еще разок. А вам обязательно надо сегодня возвратиться в Копенгаген?
— Да.
— Хорошо, посмотрим, как он будет себя чувствовать.
Врач закрыл саквояж и попрощался. Я проводил его до калитки.
— Не забудьте, что ему нужен абсолютный покой, — напомнил он еще раз, садясь в автомашину.
Когда я возвратился, Очкарик немного повеселел. Он сел на софу у окна и стал протирать очки.
— Маленький мальчик, которого Эвелин заметила в окне второго этажа того дома… — начал он.
— Ну и что с ним?
— Мне пришла в голову мысль: не тот ли это малыш, которого мы искали?
— Но ведь мать утверждала, что он уже возвратился, — вмешалась Эвелин.
— Это так. Но тебя не было с нами, когда она это говорила. По ней было видно, что она лжет. А кроме того, за минуту до того она заявила, что его еще нет.
— Что же он тогда там делает?
— Не знаю, — ответил Очкарик и снова надел очки. — Автомашина, подъезжавшая к тому дому, имела номерной знак дипломатического корпуса. А отец мальчика дипломат. Конечно, это может быть простым совпадением, однако…
— Скорее бы Ким очнулся: мы бы от него узнали все подробности, — воскликнула Эвелин.
Я посмотрел на часы, встал и взял куртку.
— Куда это ты? — спросил Очкарик.
— К матери малыша, чтобы спросить ее еще раз о сыне. Вероятно, тогда она была дома не одна. Я не исключаю, что она сказала неправду.
— А по какой причине? — воскликнула Эвелин.
— Не знаю. Но на всякий случай попробую. Скоро вернусь.
По дороге я еще раз подумал об отцовском велосипеде. Куда он делся? У того бревенчатого дома мы ведь его не обнаружили. Ну да все прояснится, когда Ким придет в себя.
Не успел я постучать в дверь дачи, как мне открыли. У меня сложилось впечатление, что мать мальчика стояла у окон и ждала, когда кто-нибудь придет.
— Что случилось? — спросила она.
Видно было, что она плакала. Глаза ее покраснели, веки припухли.
— Извините, пожалуйста, я хотел лишь спросить о вашем мальчике… — начал я.
— Я же сказала еще тогда, что он нашелся, — грубо перебила меня женщина.
— Да, конечно, но я… я хотел лишь спросить, дома ли он сейчас?
Какой-то момент казалось, что она скажет правду, но затем женщина повысила голос:
— Конечно, Хуан здесь. Он сейчас спит после обеда.
Я не решился более допытываться у нее правды, хотя и был убежден, что она опять лжет. Вежливо попрощавшись, я ушел.
Когда я вернулся домой, Ким еще не пришел в себя.
14
Далее стал рассказывать Ким:
Далеко-далеко я услышал голоса. Немного приоткрыв один глаз, заметил, что лежу на спине, и увидел деревянный потолок с множеством отверстий от сучков. В тот момент я не имел представления, где нахожусь.
Но голоса приближались и казались мне знакомыми. Открыв оба глаза и немного повернув голову, я догадался, где лежу: у Эрика на даче.
— Ким! — воскликнул Очкарик, и я даже удивился, почему его голос звучал столь взволнованно. — Ким! Очнись!
— Да, да, зачем такая спешка, — ответил я и отметил про себя, что ничего не помню. — Чего это я здесь лежу?
— Ты упал, когда выпрыгнул из окна, и ударился виском о консервную банку с ананасами. Тогда-то ты и потерял сознание.
— Ананасы? — переспросил я, думая при этом, что они несут явную чушь.
— Ты что же, ничего не помнишь? — спросил другой голос.
Повернув немного голову, я увидел, что это Эвелин — прекрасная блондинка, в которую втрескался Эрик. Когда же она пришла? И пробормотал:
— Нет, ничего…
— Так ты не помнишь, что выпрыгнул из окна? — спросил Эрик.
— Какое такое окно? — переспросил я, тщетно пытаясь что-нибудь вспомнить.
— Окно в бревенчатой даче, — продолжил терпеливо Эрик. — А теперь попытайся…
Ему даже не пришлось договаривать до конца. Вдруг в моей голове произошел какой-то щелчок, я все вспомнил и рывком сел, чувствуя тупую боль в затылке.