Шнапп, дремавший у камина, вдруг проснулся, вскочил и начал лаять. Никаких видимых причин для этого не было, просто, вероятно, ему что-то приснилось.
— Не могу себе представить, что мы сможем сделать конкретно, — пробормотал Очкарик.
— И все же что-то можно, — откликнулся Эрик. — Надо только подумать, и решение обязательно придет.
— О'кей, — спокойно произнес Очкарик. — Тогда будем думать.
И мы все начали шевелить мозгами. Думали, думали, но так ничего и не придумали.
— Вы должны, по крайней мере, согласиться, что сообщение об ограблении звучит интригующе, — прервал молчание Эрик.
— Так-то оно так, — вздохнул я. — Но что сможем сделать мы?
Эрик переломил несколько веток через колено и бросил их в тлеющий камин. Хотя на дворе сияло солнце, в летнем домике было довольно холодно. Огонь вспыхнул, ветки затрещали, отсвет пламени отразился на наших задумчивых лицах.
— Диктор сказал, что автомобиль черного цвета. А машина, в которой ехал ты, тоже была, как мне кажется, черной?
— Точно! — ответил я.
— Дружище, а что, если это был один из грабителей?!
— Не может быть.
— Почему ты в этом так уверен?
— Потому что нападение на поезд было совершено в двадцать минут седьмого, а мы как раз в это время ехали к тому дому. На часах в автомашине было двадцать три минуты седьмого.
— А ты не ошибаешься?
— Абсолютно точно. Ведь он не мог приехать оттуда сюда за три минуты. Не говоря уже о том, что он сначала заехал в гавань и забрал меня.
Эрик глубоко вздохнул.
— Чертовски жаль, — пробормотал он. — Ну хорошо, тогда придется искать что-нибудь другое. Грабителей поймают обязательно, как бы они ни ловчили.
4
Как я уже сказал, мы думали, думали, но так ничего и не придумали. Около половины девятого я вспомнил, что обещал лавочнику помочь передвинуть ящики. Эрик и Очкарик сразу же предложили свою помощь, но я заявил, что там и одному-то делать нечего.
— Могу я взять велосипед твоего отца? — спросил я Эрика.
— Конечно, он стоит во дворе у стены дома. Перед уходом я надел свои наручные часы.
— Скоро вернусь! — крикнул я, рассчитывая, что все дело займет не более четверти часа.
Когда я приехал к лавочнику, он только что закончил завтракать. Об ограблении поезда он тоже услышал по радио. Жена же его заявила, что это просто ужасно.
Мы прошли в подвал, где находился склад, и занялись ящиками. Минут через десять они стояли уже в нужном месте. Лавочник вытер пот со лба и поблагодарил меня. Я ответил, что это пустяк, и направился к выходу.
— Подожди минуточку, Ким! — воскликнул хозяин лавки и стал что-то искать на полках в глубине подвала.
Когда он вновь появился из полутьмы, в руках у него оказались две большие консервные банки с ананасами, бока которых были немного помяты.
— Посмотри-ка, — сказал он. — Я хочу презентовать их тебе за твою услугу. Продать их я все равно не смогу: они немножко помяты. Но содержимое их в полном порядке.
Я поблагодарил его, взял банки под мышки, попрощался, и он проводил меня до выхода.
Так я и поехал домой с банками под мышками. У гавани стояла патрульная полицейская машина. Сначала я удивился этому, но потом вспомнил об ограблении почтового вагона. Полиция, конечно же, не ограничилась установлением контроля на дорогах, нельзя было забывать и о небольших гаванях, наподобие нашей. А вообще на дорогах было еще по-воскресному пустынно.
Я уже почти доехал до калитки дома Эрика, но вдруг решил проехаться по поселку и заодно взглянуть на тот рубленный из бревен дом. Интересно, что там делается?
Что меня побудило к этому, не помню. Возможно, де-то в моем подсознании отложились слова Эрика и Кати, что я помог вору забраться в дом. Хотя сам я в это не верил, но все же повернул на дорогу, ведущую к ой богатой даче. Лишь когда я проехал порядочное расстояние, до меня дошло, что мог бы спокойно оставить подаренные лавочником банки в саду Эрика: они были довольно тяжелые.
Вскоре я ехал по узкой дороге, на которой в высокой сырой траве были отчетливо видны следы, оставленные колесами автомашины. Зная, что сразу же за поворотом появится дом, крыши которого еще не было видно из-за густых елей, я слез с велосипеда и, положив го на траву, далее пошел пешком, по-прежнему держа банки под мышками.
Там все выглядело как и утром. Я хотел было уже повернуть обратно, как вдруг подумал, что должны же произойти хоть какие-то внешние перемены. Посмотрел на часы: без восьми минут девять. Значит, мужчина находился в доме уже около двух с половиной часов, а ставни все еще оставались закрытыми. Дым из трубы не поднимался. Не было вообще никаких признаков присутствия в доме живого существа. Черного автомобиля тоже видно не было.