Довольная, она удалилась, предоставив мне заниматься своим туалетом, но еще дважды возвращалась в течение вечера — сначала принесла на подносе ужин, затем забрала поднос с посудой. Сразу же после ужина я забралась в постель, глаза слипались, очень хотелось спать. Натянув поплотнее одеяло, я с наслаждением погрузилась в мягкое тепло и закрыла глаза.
Тут же пришлось их открыть.
Я совсем забыла передать сообщение Молодого Боудена.
Искать хозяина было уже поздно. Я решила, что раз овца все равно мертва, дело может подождать и до утра, ей уже ничего не повредит. Приняв решение, я заснула и проснулась только утром, разбуженная стуком Мэри. Что мне снилось, я не помнила, но тревожное чувство не покидало меня.
Мэри поставила на стол поднос с завтраком. Ее добрая улыбка вернула ощущение покоя.
— Хорошо спали?
Она напряженно ждала ответа. Я кивнула:
— Да, крепко спала всю ночь. Одеяло такое теплое, что не нужно зажигать камин.
Мой ответ ее вполне устроил, и она принялась за ежедневные обязанности: отдернула портьеры, в комнату ворвались солнечные лучи. Они прогнали тени, и я полностью очнулась ото сна. Встала с постели, натянула кофту и теплые тапочки, которые мне были велики, подошла к окну.
До самого горизонта на север уходили болота. Смотреть на них было интересно и страшно одновременно. В этом пейзаже была странная притягательная сила, но эта сила была не добрая.
Со стороны задней части Холла виднелись развалины. Я поймала себя на том, что внимательно их изучаю. Они не примыкали непосредственно к более поздней постройке, но находились от дома на некотором расстоянии с восточной стороны. То, что осталось от наружных стен, было покрыто мхом.
От некогда величественного замка теперь остались в более или менее приличном состоянии лишь центральный зал и серая башня, напоминавшая скалу. Над обломками крыши вились грачи и кроншнепы, трепеща черными крыльями. Там, в развалинах, они строили гнезда, скрывая их в расселинах или на поверхности камней.
Мысль о завтраке отвлекла меня от дальнейших наблюдений. Умывшись, я занялась едой, надеясь, что мои вещи в скором времени будут доставлены. Мэри появилась снова — принесла коричневое шерстяное платье, которое вполне соответствовало моему положению в доме, хотя и было с чужого плеча.
— Дейви поедет за Вашими вещами, но телега не совсем в порядке — нужно заменить колесо, — сказала она. — Миссис Пендавс говорит, что сегодня можете надеть это.
Я с радостью приняла то, что мне предлагали. Платье, совсем незамысловатое, принадлежало, по всей видимости, той же особе, чью ночную рубашку мне одолжили на ночь. Оно было немного длинно мне и скроено на более крупную женщину. Как и ночное белье, оно было сшито хорошо, но манжеты уже подверглись перелицовке. Швы были искусно заделаны, я бы так не смогла.
Стараясь угадать, кому обязана этой одеждой, я оделась, заплела косу и уложила ее узлом на затылке, как обычно. Когда пришла миссис Пендавс, она застала вполне приличного вида скромную молодую даму, готовую для официального представления своей ученице.
Классная комната оказалась необычайно унылой и неприветливой. Единственным ярким пятном среди этой сырости была сама Кларисса. На ней было муслиновое платье, отделанное фиолетовой атласной лентой; ткань пастельного тона только подчеркивала ее хрупкость и оттеняла неестественно большие глаза.
При нашем появлении девочка спрыгнула со стула и сделала реверанс. Миссис Пендавс одобрительно кивнула, глядя на ребенка со странным выражением, которое я истолковала как смесь нежности и глубокой жалости. Заметив, что я за ней наблюдаю, она придала лицу обычную непроницаемость. За этой маской сдержанной вежливости, очевидно, скрывалось множество тайн.
Экономка представила нас друг другу, хотя я настаивала, чтобы девочка называла меня по имени. Мне казалось, что подруга ей нужна больше, чем гувернантка, и я намеревалась разрушить обычные барьеры формальности, которые возникали между учителем и учеником.
Убедившись, что мы неплохо ладим, миссис Пендавс удалилась. Вид Клариссы меня беспокоил: под глазами появились темные круги, а лицо казалось при солнечном свете еще бледнее, чем при вчерашнем тусклом освещении лестницы.
— Ты плохо спала ночью? — спросила я. Мысль, что маленький ребенок может не спать, не давала мне покоя.
Она посмотрела на меня странным отсутствующим взглядом, не по-детски печальным.
— Я всегда плохо сплю, — ответила она. — Как мама. Она тоже плохо спала до того, как умерла.
По ее тону я поняла, что она уверена в том, что и ее постигнет та же участь.
— Существует много причин, почему можно не спать, — сказала я со всей твердостью, на какую была способна. — Особенно если мало двигаться и редко выходить на свежий воздух. Это может плохо повлиять на сон. И нельзя перед тем, как ложишься в кровать, много есть. Твою кузину Анабел часто преследовали кошмары по ночам, потому что она ела много сладостей. Но никто никогда не считал ее нервным ребенком.
Она подарила мне благодарный взгляд.
— Я рада, что Вы не послушались папа и не позволили отослать Вас назад, — сказала она тихо.
— А почему ты думаешь, что он пытался отослать меня?
— У меня было так много гувернанток, что теперь каждый раз, когда очередная уезжает, он все больше переживает. Они все уезжают. Я знала, что он скоро перестанет искать для меня воспитательниц. Мне казалось, что после мисс Осборн никого не возьмут, я видела это по его лицу. Но Вы как-то смогли его убедить. Значит, последней будете Вы.