— Боже Праведный! — воскликнул он. — Как Вы оказались в подвале?
— Меня заперли, — я не назвала имени моего обидчика и не притворилась, что попала туда по вине несчастного случая, а он, будучи человеком тактичным, не стал уточнять.
— Вы, конечно, не Генриетта? — спросил он, разглядывая меня в крайнем замешательстве.
— Конечно, нет!
Он приподнял брови, и я решила, что мой решительный протест выдал меня с головой. Но он только сказал:
— Надеюсь, Вам не пришлось долго сидеть взаперти?
— Почти с полудня, — призналась я с гордостью за свой героизм.
Он опять удивленно поднял брови.
— Значит, Вы там пробыли больше часа. Другая девочка на Вашем месте впала бы в истерику.
— Я никогда не впадаю в истерики, — заявила я, хорошо зная значение этого слова. Лорд Вульфберн часто его употреблял, когда миледи вдруг начинала рыдать и стонать из-за очередного пустяка. Мой спаситель мягко улыбнулся:
— Как мудро с вашей стороны. Мне всегда казалось, что дамы легко теряют самообладание из-за малейшего неудобства. Очень приятно познакомиться с юной леди, которая представляет столь редкое исключение, — он приподнял цилиндр и поклонился: — Тристан Вульфберн, к Вашим услугам.
Он протянул руку для пожатия. В отчаянии я уставилась на хорошо отполированные ногти его длинных пальцев, от которых исходил запах дорогого мыла. Мои же руки были черны от сажи. На пальце у него я заметила кольцо — голова волка, отлитая из золота. Два маленьких сапфира-глаза сверкнули мне прямо в лицо.
Я видела такое же у его брата, хотя то второе было проще, не из драгоценного металла.
Тристан Вульфберн заметил, куда я смотрю.
— Интересная штука, не правда ли? Его сделал на заказ один из моих предков, и все мужчины нашего рода носят копии с этого кольца. Потом они передаются по наследству потомкам. Приятно сознавать, что придется умереть.
Он усмехнулся, все еще держа протянутую руку в ожидании рукопожатия. Я колебалась, не желая запачкать эту безукоризненно чистую ладонь, а с другой стороны, боясь, что миссис Северн меня накажет, если я это сделаю. Тристану Вульфберну мои мысли были неизвестны, и он спокойно ждал.
Робко я протянула руку.
Его улыбка стала еще теплее.
Без сомнения, он очень отличался от брата. Правда, он еще не закончил университета, а лорду Вульфберну было уже за тридцать. Но их различие не определялось возрастом. Они были совсем разные по темпераменту и манерам. Темные глаза Тристана Вульфберна излучали доброту и интеллигентность, что-то выдавало в нем истинного джентльмена, тогда как его брат обращал внимание только на внешние данные человека, его внешний вид. Пожав мою руку, он спросил:
— А Вы кто будете?
— Джессами, — ответила я, специально не произнеся «Лейн».
Он нахмурил брови.
— Прошу извинить меня великодушно. Брат не любит писать писем, я мало знаю о его жизни. Каково Ваше место в этом доме?
Мне захотелось сказать правду и ответить:
— Самое ничтожное.
Но это потребовало бы дальнейших объяснений. К тому же гордость не позволяла признать свое ничтожество перед этим представительным господином, который обращался со мной как с леди.
— Леди Вульфберн взяла меня в дом, когда мне было пять лет, — сказала я.
Брови распрямились.
— Так Вы воспитанница брата! Не понимаю, почему он ни разу не упомянул о Вас. Обычно он охотно распространяется о своих щедротах, — его темные глаза вспыхнули, голос перешел на доверительные нотки. — Ему еще предстоит сделать так, чтобы я смог забыть, что он оплачивает полностью мое образование.
Он подмигнул, давая понять, что теперь мы заговорщики и можем тайно поострить насчет его брата. Это меня настолько покорило, что от обожания, переполнившего мое сердце, я стала вдруг косноязычной и не могла ничего сказать.
— Ах, какой же я неблагодарный! — воскликнул он, неправильно истолковав мое молчание. Я хотела было возразить, но он поднял руки вверх, признавая поражение. — Нет, Вы абсолютно правы. Что бы я ни думал о Генри, я не имею права насмехаться над ним. Прошу только, не выдавайте меня!
Он вновь усмехнулся, и я поняла, что он просто дразнит меня. Тем не менее я торжественно поклялась, что буду молчать.
Он снова остановил на мне испытующий взгляд.
— Да что же это я держу Вас здесь, Вы ведь так натерпелись в грязном подвале! Пойдемте лучше в дом и попросим, чтобы Вам приготовили горячую ванну.
Он взял меня за руку и повел наверх, ничуть не смущаясь, что его ладони были черны, как мои, а белоснежные манжеты забрызганы сажей. Лакей открыл дверь и уставился на нас глазами, полными ужаса. Тут же позвали миссис Северн, и я была отправлена наверх, где меня ждала, помимо ванны, головомойка за неосторожность. В этот день я уже не вышла из своей каморки на чердаке.
Больше мне не довелось увидеть Тристана Вульфберна, потому что он больше не появлялся в Вульфбернхаус. Мне казалось, что они с братом о чем-то поспорили, я часто думала, из-за чего же это могло быть. В те дни, когда Генриетта оказывалась особенно несносной, мне нравилось тешить себя надеждой, что братья поссорились из-за меня, что мистер Тристан Вульфберн советовал брату быть со мной помягче, но это было маловероятно. Когда я стала старше, до меня доходили слухи, что причиной ссоры было нежелание старшего брата заниматься делами родового поместья, но это были только сплетни. Я предпочитала не обращать на них внимания и твердо верила в придуманную мной версию.
После отъезда моего кумира жизнь потекла скучно и однообразно, не могу припомнить ни одного выдающегося события. Меня обучали вместе с Генриеттой, я занималась игрой на фортепиано, рукоделием, постигала изысканные манеры и правила поведения в избранном обществе, хотя со мной никто не думал обращаться какс равной.