— Удивительная женщина, — ответила я. — Но мы не будем утомлять себя исследованиями, а просто хорошо проведем время.
Снова мне напомнили о мисс Осборн и заставили подумать о том, где она могла находиться.
Мы с Клариссой не спеша пересекли болото, останавливаясь время от времени, чтобы отхлебнуть глоточек имбирного лимонада, который миссис Пендавс заботливо положила в нашу корзинку с провизией. Вдалеке показались две овечки, мирно пощипывавшие травку около одной из ферм.
Кларисса молча рассматривала их, сидя на большом камне и болтая ногами. Внезапно она спросила:
— Как Вы думаете, они одиноки?
— Надеюсь, что где-то поблизости есть и другие овцы, — ответила я. Это был привал. Я лежала на траве, положив голову на этот же камень, и любовалась проплывавшими по небу облаками.
— Но, может быть, другие овцы не любят их и не приходят в гости.
Я подняла голову и посмотрела на нее, но она отвела глаза.
— Даже если и так, они не скучают друг с другом, — я пыталась убедить ее.
— Вы думаете, им достаточно общества друг друга?
— Если нет никого другого, то, наверное, достаточно. Может быть, это даже укрепляет их дружбу и делает их необходимыми друг для друга.
Она подумала, потом согласно кивнула головой. Я надеялась, что на этом разговор об одиночестве закончится, но не прошло и минуты, как она спрыгнула с камня и присела на корточки возле меня.
— А если что-то явится и причинит им вред? — снова спросила она.
Я улыбнулась.
— Тогда фермер или его собаки прибегут на защиту.
— А если сам фермер захочет их обидеть? Что они тогда будут делать?
— Зачем фермеру их обижать? — я была удивлена поворотом нашей беседы. — Ему овцы нужны, чтобы стричь шерсть и… и он их оберегает.
— Может быть, он изменился и не может не быть жестоким. Что-то могло изменить его.
— Чепуха! Фермеры не меняются.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Я села, положила бутылки обратно в корзину. Чем скорее мы оставим овец позади, тем быстрее Кларисса забудет о своих меланхолических мыслях. Так я, по крайней мере, надеялась. Я-то уж не могла их выбросить из головы. Мне казалось, что говоря об овцах, она думала о своих трудностях. Хотя раньше она никогда не говорила на эту тему, ее не могло не огорчать, что мы больше не видимся с Пенгли и их друзьями.
Но ее рассуждения об изменениях фермеров мне были абсолютно не понятны, хотя я припомнила, что однажды, когда мы находились у развалин, она сказала то же самое. Может быть, она заметила, как ее отец стал проявлять повышенный интерес ко мне, и решила, что он перестал ее любить?
Надо было убедить ее в обратном.
Кларисса прервала мои размышления.
— Вам нравится жить в Холле, Джессами?
— Я бы не хотела жить в другом месте, — ответила я, чувствуя, как волна счастья охватила меня.
— Даже в Лондоне?
— Особенно в Лондоне.
— Мне казалось, что Лондон — прекрасное место.
— Корнуэлл гораздо лучше.
— Но дядя Генри так любил Лондон, что даже не хотел навещать нас. Так папа говорил.
— У нас, видимо, разные вкусы.
Ее красиво очерченные брови сомкнулись на переносице, образовав линию — так напряженно она думала — и она стала еще больше похожа на отца, только в женском варианте.
— Мне кажется, что он ошибался.
— В том, что предпочитал Лондон? Да, я согласна с тобой.
Она отрицательно покачала головой.
— Не дядя, я говорю о папа. Я думаю, что он ошибался относительно дяди Генри.
— В самом деле? — переспросила я, удивленная серьезным выражением ее лица.
Она кивнула.
— Я думаю, что он не приезжал не потому, что любил Лондон, а потому, что ненавидел Вульфбернхолл.
Я не была готова ответить на это замечание. Но она была не единственным ребенком, которого интересовал вопрос, почему покойный лорд Вульфберн никогда не навещал своего поместья. Тот же вопрос задавала себе я десять лет тому назад.
Я почувствовала облегчение, когда мы достигли склонов Браун Джелли. Здесь, как я полагала, можно будет привлечь внимание Клариссы к более приятным вещам. Так и случилось. Полчаса она весело взбегала на скалистый холм и сбегала вниз, беззаботно смеясь и подзадоривая меня, чтобы я не отставала.
Мне едва удалось уговорить ее сначала немного перекусить. Миссис Пендавс дала нам много всякой всячины, а на пещеры оставалось достаточно времени.
Мы вынули из корзины паштеты, пироги с мясом и овощами, которые корнуэлльские горняки любят брать с собой в шахты. Они были очень сытные, Кларисса не съела и половины и объявила, что больше не хочет. Это, однако, не помешало ей выпить полбутылки имбирного лимонада и съесть два пирожных.
— Боже, хорошо, что никто не видит, сколько ты ешь. А то никто бы не поверил, что имеет дело с маленькой леди.
— Вы съели весь свой паштет, — отпарировала она. — И у нас было шесть пирожных, а осталось только два.
— Но я ведь не леди, а просто гувернантка, на меня никто бы не обратил внимания.
Я нарочно взяла еще одно пирожное и расправилась с ним за один присест. Кларисса упала на траву, катаясь от смеха. Я была рада слышать ее счастливый смех, за это не жалко было поступиться гордостью.
Судя по расположению солнца, было еще около полудня. Облаков было мало, и я не придавала им значения. Не торопясь, стряхнула крошки с тарелок и положила посуду в корзину. Кларисса свернулась калачиком рядом, наблюдая, как воробьи подбирают крошки. Потом ей надоело, и она попросила разрешения отойти посмотреть на каменные хижины.