Я встала, натянула кофту и тапочки и зажгла лампу. Небольшое пламя слабо осветило комнату, и тени заплясали по стенам. Выйдя в коридор, я услышала шум в галерее.
«Лорд Вульфберн!» — позвала я, но ответа не было.
Я остановилась и ждала. Ошибки быть не могло — звуки, доносившиеся из галереи, были отчетливо слышны. Свет лампы не доходил туда, увидеть, что там происходит, было невозможно. Оставалось лишь сделать заключение, что кто-то прячется в галерее, затаившись в темноте, или что кто-то переходил из одной части здания в другую и уже ушел.
Но заниматься расследованиями времени не было.
Я тихо постучалась в дверь спальни Клариссы, зная, что она ждет меня, но не желая пугать ее внезапным появлением. При моем прикосновении дверь распахнулась — она не была плотно закрыта. Меня охватило беспокойство.
Войдя, я сказала: «Это я — Джессами. Все в порядке?»
Ответа не было.
Я подошла к постели, осветив ее лампой. Она была пуста. В комнате никого не было, Кларисса исчезла.
Но куда она могла пойти? К развалинам?
Уж не ее ли шаги я слышала в галерее? Если так, то она не могла далеко уйти. Я бросилась по коридору к лестнице, моля Бога, чтобы Тристан не забыл вынуть ключ из входной двери. Но там ее тоже не было. Я сбежала вниз по лестнице, стуча шлепанцами, но собаки лаяли так громко, что шум, производимый мной, не был слышен.
Овчарки находились у самого крыльца, как в ту ночь, когда я выходила на поиски Тристана. И точно так же, как тогда, я оказалась у двери раньше него. Двойные двери были закрыты, но это еще не доказывало, что Кларисса не выходила из Холла. Я повернула ручку — дверь была заперта, ключа не было. Значит, Тристан помнил свое обещание и унес ключи с собой.
«Кларисса!» — позвала я снова, не надеясь, что она отзовется. Так и произошло.
Мне стало ясно: она что-то замыслила и не хочет, чтобы ей мешали. Она скрывается от меня, так как считает, что я заодно с ее отцом. Теперь она прячется где-то, не желая, чтобы я ее видела. Если она вышла из дома, то где же ее теперь искать? В ее намерениях я не сомневалась — она решила своими глазами увидеть то, что ее пугало. Куда это решение направило ее?
Внезапно я поняла — в служебный холл.
Я там никогда не была и не знала точно, где его искать, но мне было известно, что он находился рядом с кухней. Если бы появился Уилкинс, он бы помог мне найти, но его не было. Я сама пошла на поиски, нельзя было терять времени.
Бродить по притихшему дому было жутковато: тени двигались по стенам вслед за мной, пахло плесенью. На втором этаже и в комнатах, которые были расположены ближе к двери, запаха не чувствовалось, но чем дальше я продвигалась, тем он становился сильнее, видимо потому, что крыло, где жили слуги, не так тщательно убиралось, и запах, казалось, уже насквозь пропитал стены.
Я испытывала странное ощущение. Вокруг все было незнакомым и недружелюбным. Меня стало одолевать тревожное чувство, хотя я понимала, что никто не собирается причинить мне вреда. Если бы была хоть малейшая опасность, Мэри предупредила бы меня, но она боялась только ночного тумана. И того, что в тумане можно было увидеть.
Вскоре я оказалась в кухне — просторном помещении с высокими потолками. Здесь запах плесени не чувствовался, его вытеснили ароматы душистых трав и специй, пропитавших стены и потолки за многие десятки лет существования Вульфбернхолла. Лай собак звучал здесь еще громче.
Я огляделась. Из кухни вели две двери. Сквозь одну из них виднелась слабая полоска света. Я поспешила туда. Я тихо вошла и оказалась в холле для прислуги. Там было несколько диванов, мягких стульев и кресел. На массивном обеденном столе, занимавшем почти всю середину комнаты, горела лампа. Я сразу обратила внимание на окно — занавесы не были задернуты. У окна на цыпочках стояла Кларисса, прижав нос к стеклу и вглядываясь в туман. Из-под ночной рубашки торчали босые пятки. Дверь была напротив окна, и в стекле видно было, что я вошла, но она не обернулась.
— Кларисса, что ты здесь делаешь? — сказала я тихо, чтобы не напугать ее. — Ты ведь знаешь, что папа будет недоволен.
Она едва заметно кивнула.
— Ты, наверное, замерзла? Огонь в камине давно погас.
— Джессами, я не могу уйти отсюда, — в ее голосе была отчаянная мольба, — пожалуйста, не заставляйте меня.
Звуки, издаваемые лаявшими собаками, были слышны все громче. Я заметила одеяло на одном из кресел.
— Кларисса, подойди, я наброшу на тебя плед, — я хотела, чтобы она отошла, не заметив тревоги в моем голосе.
Она разочарованно повернулась.
— Пожалуйста, Джессами, я обещала не ходить к развалинам, но не давала обещаний, что не буду смотреть ночью в окно. Но если папа проснется, он пошлет меня наверх и не позволит выходить из комнаты.
— Разумеется. Тебе и не следовало выходить из спальни.
Лай и завывания становились громче. Эхо проникало в холл и гулко отдавалось в пустой комнате. Я держала одеяло, ожидая, когда она подойдет.
— Ну, пожалуйста, Джессами!
Кларисса вздохнула. Но она всегда была послушным ребенком, и на этот раз, хоть и неохотно, отошла от окна и разрешила мне закутать ее плечи пледом. Я почувствовала, как ее бьет дрожь.
— Видишь, до чего ты довела себя, — упрекнула я ее, словно она вышла в дождь без пальто. — Хорошо, если не простудишься. Право же, Кларисса, тебе уже девять лет, пора вести себя разумно.