В ярости он отшвырнул телефон. Аппарат, ударившись о стену, раскололся на части и разлетелся по комнате. Это еще больше его разозлило. Аппарат был очень дорогим, стилизованным под старину, в прошлом году Макс привез его из Лондона…
Он вдруг почувствовал, что вот так же, по частям, в любую минуту может расколоться его жизнь. Так же, как двенадцать лет назад…
* * *
Дождь в ту ночь лил как из ведра, трамваи уже не ходили, денег на такси у него не было, и пока он добрался до дома, он вымок до белья, мелко дрожал и стучал зубами.
Дверь открыла мама. Всплеснула руками.
- Максимушка, что случилось? Откуда ты? Мы не ждали тебя!
Вышел отец, взъерошенный, с очками на большом лбу.
- Почему ты не сообщил, что едешь?
Максим взглянул исподлобья, ничего не ответил, скрылся в своей комнате.
Отец стал звонить Лемеховым и Павловым. Затем, шаркая разношенными шлепанцами, подошел к матери, которая стояла у двери в «детскую», так они до сих пор называли комнату сына, шепотом сказал:
- Володя и Николай в таком же состоянии приехали, ничего не рассказывают. Анна Ивановна говорит, что Николай рыдает, бьется в истерике: Нина пропала в тайге.
- Ниночка?! - ахает мама. - Как же так, Олег?
- Говорят, родителей Нины вызвали сегодня утром, они первым же самолетом улетели. Нам не стали сообщать, чтобы понапрасну не тревожить.
Мама качает головой, зовет:
- Максим, Максимушка! Открой, сыночек! Давай поговорим.
В ту ночь он так и не отозвался.
Всего несколько месяцев назад Макс Градов был обычным старшеклассником, немного восторженным, немного романтическим юношей, всеобщим любимцем с каштановыми кудрями и румянцем во всю щеку. Но неожиданно для всех сразу после выпускных школьных экзаменов, он собрался в несколько дней и уехал в Сибирь, в геологическую экспедицию. Вместе с ним уехали его одноклассники - Володя Лемехов, Коля Павлов и Ниночка Демина. Родители ребят не смогли противостоять этому дружному упрямому натиску молодежи…
Максим присылал домой короткие письма, написанные на обрывках бумаги, пахнущие дымом и тушенкой. Писал, что нашел свое призвание и поэтому очень счастлив, что навсегда заворожен тишиной бескрайних сибирских лесов, что всю жизнь мечтает посвятить освоению неосвоенного и тому подобный юношеский, наивный и трогательный вздор.
Мама Максима Ирина Михайловна очень переживала за сына, а отец - профессор математики Олег Александрович Градов - вслух возмущался, ведь он так рассчитывал, что сын пойдет по его стопам, посвятит себя науке, но втайне очень гордился, что его домашний мальчик где-то за тридевять земель спит у костра и неделями не снимает сапог, что он стал таким самостоятельным и сам зарабатывает свой нелегкий хлеб.
И вдруг это внезапное возвращение, это молчание…
Утром Максим вышел из «детской», хмуро поздоровался с встревоженными родителями, не спавшими всю ночь, долго стоял под душем. На завтрак попросил любимого клубничного варенья, намазывал его на толстые куски батона, которые отламывал руками, ел шумно, набивая рот, а глаза казались пустыми, невидящими.
Он стал другим, никто не узнавал в нем прежнего доброго и открытого парня. Каштановые кудри были безжалостно острижены, под неопрятной щетиной исчез прежний румянец.
Целыми днями он лежал на диване в своей комнате, не разговаривал с родителями, не подходил к телефону. Уходил из дома, пропадал на несколько дней, стал выпивать. Уговоры отца и слезы матери оставляли его равнодушным.
Родители, не понимали, что происходит с их прежде таким милым интеллигентным мальчиком и совсем отчаялись.
Однажды, после очередного исчезновения, пьяный, в разодранной рубашке, Максим появился в дверях.
Отец, измученный бессонной ночью, встретил его на пороге.
У профессора дрожало лицо, он то снимал, то снова водружал на переносицу большие в темной роговой оправе очки.
- Ты не хочешь работать, - начал он срывающимся голосом, - не хочешь учиться, ты пьянствуешь, ты позоришь семью, своим поведением ты убиваешь мать, мне уже стыдно у себя в институте показываться, стыдно людям в глаза смотреть!
Максим пьяно качнулся на нетвердых ногах, тупо уставившись на отца, и вдруг, указательным пальцем ткнув профессора в грудь, прохрипел:
- Послушай, папаша! Ты меня не учи, я ученый, понимаешь, давно ученый!