- Я увидел Нину. Красивую… Живую… Не такую, как я представлял себе тысячу раз, когда думал о том, что с ней случилось… – Коля заплакал. – Она была такая красивая… Пришла ко мне, улыбается и говорит так ласково: «Коля, Коленька, любимый, что ж ты делаешь с собой? Остановись, ради меня остановись, живи хорошо. Не пей. Найди женщину, детишки у вас будут. Ты жить, говорит, должен, жить за двоих, за себя и за меня…» И тут перестала земля сыпаться на меня, и солнце я увидел, и небо. А она взглянула на меня в последний раз, улыбнулась и ушла.
- Проснулся я, - продолжал Николай, голос его звучал глухо и тоскливо, - и будто пелена с моих глаз спала, подумал: что же это я делаю с собой? Не простила бы меня Нина, не простила… Никому я об этом сне не рассказывал, не мог… Вот только тебе, потому что вместе мы были тогда, и потому, что знаю: ты тоже переживаешь. Володька и Виктор Борисыч, те, небось, забыли на следующий же день, а ты, я знаю, не забыл и мучаешься, как и я, хоть и вида не показываешь.
- Все, Коля, успокойся, – Максим не мог больше слушать, - не вспоминай. Вот возьми денег, возьми, пригодятся. Пойду я, Коля, пора мне. Рад был тебя повидать. Смотри, держись, не пей. Если что нужно будет, заходи, звони.
- Подожди, Макс, расстроил я тебя зря. Вижу, у тебя случилось что-то. Может, помощь моя нужна, ты только скажи, – Николай привстал.
- Нет, - Макс похлопал друга по плечу, - все в порядке, Коля, все в порядке…
Он чувствовал, что задыхается. Ему немедленно нужно было на воздух… Немедленно… То, что случилось с ними тогда в тайге не должно было снова повлиять на его жизнь и не должно было перечеркнуть ее, как в тот черный страшный день.
* * *
Слова Николая разбередили старую рану. Макс не хотел ничего вспоминать, не хотел думать о том, о чем запрещал себе думать все эти годы. Но воспоминания, тщательно заглушаемые много лет, теперь одно за другим возникли из небытия, в которое он отправил их когда-то, решив, что если не сделает этого, то сойдет с ума, не сможет жить дальше. И так же, как и много лет назад, его вдруг потянуло к той, что однажды уже смогла удержать его на краю, смогла утешить и успокоить, к той, что дала ему надежду, заставила поверить в будущее. Он был несправедлив к ней, предал ее, и это еще одно горькое, нестерпимо болезненное воспоминание.
Он опять гнал машину, забыв об осторожности. Ему хотелось одного - поговорить с ней, поговорить… Объяснить… Попросить прощения…
Он долго звонил в дверь. Она долго не открывала. Наконец он услышал за дверью шаркающие шаги.
- Кто там? – хриплый усталый голос.
- Открой, Полина, это я.
Щелкнул замок. Застиранный халат, бледное лицо, круги под глазами.
- Извини, что так долго не открывала, встала с трудом. Проходи, пожалуйста.
- Я тебя потревожил…
- Да нет, что ты. Рада, что ты заглянул. Беда вот только, угостить тебя нечем. В холодильнике хоть шаром покати…
Она устало опустилась в кресло.
Максим оглядел комнату, во время своего первого визита он не обратил на это внимания, его занимала лишь собственная проблема, сейчас его удивила и обескуражила бросающаяся в глаза бедность, и какая-то неженская неуютность Полинкиного жилища. Старая потертая мебель, окно зашторено, в комнате темно, несмотря на ясный день за окном. И тут он нашел объяснение всему этому - на прикроватной тумбочке выстроилась целая батарея пузырьков с лекарствами. Он вспомнил, что несколько раз от старых приятелей слышал: Полинка часто болеет.
- Ты больна, Полина?
- Да, есть немного. Но это так - пустяки. Пройдет через пару дней, - она закашлялась, прижала к губам платок, - нужно просто отлежаться.
Он взглянул на Полину. Какая она худая, бледная. Прежде прекрасные волосы теперь некрасиво, как-то по старушечьи пострижены, поредели, потеряли блеск. В прошлый раз она выглядела лучше. Что с ней? Чем она больна? Ее болезнь, наверное, последствие того отравления. Он виноват перед ней. Очень виноват. Но разве сейчас можно что-нибудь изменить? Не благоразумней ли просто уйти, ограничившись и оградившись парой вежливых фраз и парой крупных банкнот? К чему эта унижающая ее и его жалость?
Теперь желание поговорить с Полиной казалось ему глупым. Нет, нельзя подаваться, нельзя казаться слабым и жалким. Слабых и беспомощных судьба бьет в первую очередь. Он ничем не может помочь Полине. Денег он, конечно, ей даст, но не более. Она должна понимать, что между ними ничего нет и быть не может. Если он из чувства вины начнет проявлять излишнюю внимательность и заботу, она может неправильно понять, это может внушить ей необоснованную надежду. Пусть все остается, как прежде.