— Зачем вы туда поставили свечку? — спросила Розамонда.
— Я полагаю, для вас будет приятнее не видеть света, — отвечала мистрисс Джазеф и потом торопливо прибавила, как бы боясь противоречия со стороны мистрисс Фрэнклэнд. — Так вы отсюда поедете в Корнуэлль? Вы хотите только путешествовать? — При этих словах она зажгла другую свечу и отнесла туда же, где была первая.
В это время Розамонда подумала, что ее новая нянька, несмотря на свою кротость и мягкость, непослушная женщина; но не хотела оспаривать у нее права ставить свечи, где ей угодно.
— О, нет, — отвечала она, оставив вопрос о свечах, — мы прямо едем в наш старый замок, где я родилась. Он теперь принадлежит моему мужу. Я уехала оттуда на пятом году; помню, однако ж, что этот дом очень стар. Я думаю, вы дрожите при одной мысли жить в Портдженском замке?
Розамонда услышала, что шелковое платье няньки зашевелилось, и при словах «Портдженский замок» шорох совершенно затих и наступила могильная тишина.
— Вы, я думаю, привыкли жить в новых домах, — продолжала Розамонда после продолжительной паузы. — Вы и представить не можете, что значит жить в старинном замке. Вообразите себе дом, огромный, старый дом; в одной половине его никто не жил в течение шести или семи сотен лет, из этого вы можете заключить о величине этого дома. Мы будем жить в западной части; а северная половина уже в очень плохом состоянии; там никто не жил; но я думаю, мы их восстановим. Все думают, что там какие-то привидения; мы, вероятно, найдем там старинные вещи. Как удивится наш дворецкий, когда я возьму у него ключи от северных комнат и отопру их!
Тихий подавленный крик и звук, похожий на то, как будто бы что-то ударилось об стол, послышались мистрисс Фрэнклэнд, когда она договаривала последние слова. Она повернулась на постели и спросила торопливым голосом, что там случилось.
— Ничего, — отвечала мистрисс Джазеф, почти шепотом. — Ничего, совершенно ничего, мэм. Я ударилась об стол; вы пожалуйста не беспокойтесь, это пустое.
— Но вам, вероятно, больно?
— Нет, нет, вовсе не больно.
В то время как мистрисс Джазеф уверяла свою госпожу, что ей вовсе не больно, в комнату вошел доктор, ведя под руку мистера Фрэнклэнда.
— Мы пришли пожелать вам покойной ночи, мистрисс Фрэнклэнд, — сказал доктор, подведя к постели ее мужа. — Где нянька?
Розамонда рассказала доктору, что нянька, вероятно, ушиблась очень больно и требует его помощи, и потом, обратясь к мистеру Фрэнклэнду, начала говорить с ним тихим голосом; между тем как доктор расспрашивал мистрисс Джазеф, что с нею случилось. Во время этого разговора он заметил, что глаза ее постоянно блуждали от его лица к разным предметам и чаще всего останавливались на мистере и мистрисс Фрэнклэнд с таким выражением, что ее можно было принять за самую любопытную женщину в мире.
— Теперь я сказал все, что нужно, вашей няньке, — сказал мистер Орридж Розамонде. — Позвольте пожелать вам покойной ночи, — прибавил он и предложил мистеру Фрэнклэнду последовать его примеру.
— Если мистрисс Фрэнклэнд станет говорить, — сказал доктор мистрисс Джазеф, уходя, — вы не поддерживайте разговора: ей нужен покой. Как ребенок успокоится, пусть и она заснет. Свечу оставьте здесь. А вы сами можете спать в этих креслах.
Мистрисс Джазеф ничего не отвечала, она только с любопытством взглянула на доктора. Этот странный, рассеянно любопытный взгляд возбуждал в докторе опасение. «Пусть сегодня остается; завтра мы вытребуем няньку из Лондона», — подумал он, спускаясь с лестницы вместе с мистером Фрэнклэндом.
Когда мужчины вышли, мистрисс Джазеф, занятая около ребенка, не говорила ни слова; а когда занятие это окончилось, она два или три раза обнаружила намерение подойти к постели, открывала уста, как будто бы хотела что-то сказать, и оставалась недвижимой до тех пор, пока ребенок не заснул на руках матери. Тогда Розамонда наклонилась к нему и поцеловала маленькую ручку, сжатую в кулачок, лежавшую на ее груди. В эту минуту ей послышалось за занавесом сдержанное рыдание.
— Что это? — воскликнула она.
— Ничего, мэм, — отвечала мистрисс Джазеф таким же глухим шепотом, как прежде. — Я заснула было и во сне вздохнула. Но это ничего, мэм; надеюсь, вы извините меня.
— Извините! — повторила Розамонда, не на шутку испуганная этим вздохом. — Я бы советовала вам поговорить с доктором. Подождите там, — прибавила она, помолчав, — я вас позову.
Мистрисс Джазеф стала ходить по комнате, как бы желая удостовериться, все ли приготовлено к ночи и, спустя несколько минут, наперекор приказанию доктора, попробовала вызвать мистрисс Фрэнклэнд на разговор, спросив что-то о Портдженском замке и о переменах, какие молодые супруги намерены были произвести в нем.
— Может быть, мэм, — сказала она голосом, который странным образом противоречил всем ее движениям, — может быть, вам не понравится Портдженский замок, и вы перестанете его любить, когда увидите? Кто знает, может быть, вы захотите навсегда уехать оттуда, поживши там несколько дней, особенно если вы пойдете в запущенные комнаты? Я думаю, что вообще таким дамам, как вы, — извините мою смелость, мэм, — не следует и приближаться к таким диким, печальным, запущенным местам.
— Я на этот счет совсем иного мнения, особенно если задевается мое любопытство, — отвечала Розамонда. — Мне гораздо любопытнее взглянуть на Портдженский замок, чем на семь чудес света. Даже если б нам пришлось совершенно отказаться от этого дома, то и в таком случае мы прожили бы в нем несколько времени.
Мистрисс Джазеф не отвечала. Она подошла к двери, где стояли кресла, назначенные для нее доктором, осталась там несколько минут и потом начала ходить из угла в угол. Эта ходьба беспокоила Розамонду, тем более, что мистрисс Джазеф что-то говорила про себя. Отдельные слова, доходившие до слуха Розамонды, могли доказать, что мысли няньки вращаются около Портдженны. Но беспрестанное движение и шепот до того беспокоили и раздражали Розамонду, что она решилась прекратить их.
— Что вы говорите? — спросила она, когда мистрисс Джазеф произнесла несколько слов громче других.
Мистрисс Джазеф остановилась и взмахнула руками таким образом, как будто бы проснулась от тяжкого сна.
— Кажется, вы что-то говорили о нашем старом доме, — продолжала Розамонда. — Мне послышалось, будто вы сказали, что мне не следует ехать в Портдженну и что вы не хотели бы быть на моем месте, или что-то в этом роде.
Мистрисс Джазеф покраснела, как шестнадцатилетняя девушка.
— Мне кажется, вы ошибаетесь, мэм, — сказала она и опять подошла к креслу.
Между тем Розамонда, наблюдавшая за нею с напряженным вниманием, видела, что она, копаясь у своего кресла, ничего не делала такого, что бы доказывало ее намерение лечь спать. Что ж это значит? Вместе с этим вопросом в голове Розамонды мелькнуло подозрение, от которого ее обдало холодом: уж не сумасшедшая ли ее новая нянька. В одно мгновение представилось ей все странное поведение этой женщины, ее порывистые жесты, рассеянный и в то же время любопытный взгляд, вздохи, шепот, и все это утверждало ее в той мысли, что ее оставили с сумасшедшей женщиной. Она инстинктивно обняла одною рукою лежавшего возле нее ребенка, а другую протянула к сонетке, висевшей у ее изголовья. В это время мистрисс Джазеф пододвинулась к постели и посмотрела на нее.
Розамонда имела столько присутствия духа, что рассчитала, что обнаружить свое подозрение без достаточного повода было бы неблагоразумно. Потому она не позвонила, а медленно закрыла глаза, частью для того, чтобы избегнуть взгляда няньки, частью, чтобы придумать какой-нибудь благовидный предлог, который бы оправдывал необходимость присутствия в комнате ее горничной. Но прошло несколько минут, и она ничего не могла придумать. Тогда она подумала, не лучше ли было бы выслать няньку из комнаты, послав ее за мужем; но в то время, как она обдумывала шансы за и против этого плана, послышался шорох шелкового платья у самой ее постели. Первым побуждением ее было дернуть за сонетку; но страх парализовал ее руку, холод пробежал по всему ее телу. Оправившись немного, она приподняла веки и увидела, что на лице няньки, стоявшей уже на середине комнаты, не выражалось ничего, что бы могло внушать ужас и обличать ее помешательство; движения ее обнаруживали скорее смущение и тревогу. Простояв таким образом с минуту, мистрисс Джазеф сделала несколько шагов вперед и, нагнувшись к постели, произнесла шепотом: