— Отойди, старик! — хмуро сказал Прохор Петрович. — Отойди и не мешай нам. По-хорошему прошу.
— Ам вульг! — В голосе старого Каллуста прозвучало отчаяние. — Эвдес ам лушт! [10]
— Оставайся. Мы пойдем без тебя.
— Убейте меня!..
— Никто тебя убивать не станет, — с трудом сдерживая раздражение, ответил Прохор Петрович. — Но в пещеру мы пойдем. Если надо будет… силой пройдем.
Вялого, нерешительного старика словно подменили. На него не действовали ни решительный тон Прохора Петровича, ни мрачные взгляды Феди.
— Мальчик пропал, — продолжал он, не уступая дороги. Вчера ты видел его. Живым видел, веселым. Больше его нет. Не станет и вас — молодых, сильных. Мун пэрно! Родэхейль! [11]Как я могу пустить вас туда? На гибель пустить…
— Уходи! — резко оборвал его Прохор Петрович. — По-хорошему прошу — уйди.
Старый Каллуст не шелохнулся. В напряженно застывшей фигуре старика чувствовалась отчаянная решимость — спасти стоящих перед ним людей, не считаясь ни с чем, спасти пускай даже ценой собственной жизни.
Прохор Петрович шагнул к Каллусту, не спуская с него жесткого, неподвижного взгляда…
Никто не заметил сгоряча, как беспокойно вел себя Тол, внимательно следивший за спорящими. Стоило Прохору Петровичу приблизиться к старому Каллусту, как пес, широко расставив мохнатые лапы, загородил собой хозяина и грозно зарычал.
— Слушай, старик, — Прохор Петрович говорил медленно, и оттого каждое слово его звучало значительно и весомо. — Я — депутат районного Совета. Там, где нет милиции, я обязан поддерживать закон. Ты это знаешь.
— Да, — подтвердил старый Каллуст, не понимая, куда клонит Прохор Петрович. — Я это знаю.
— Я имею право требовать помощи от любого. И это ты знаешь.
— Знаю.
— Если ты не хочешь помочь мне — твое дело. Но ты мешаешь. Не мне мешаешь — Советской власти. Понял?
Старый Каллуст молчал.
— Убери собаку!
— Я хочу помочь… хочу! — тяжело произнес старик. — Пустить вас на гибель — это помощь?
Прохор Петрович уловил в его голосе новые, просительные нотки. И он повторил, всем видом показывая, что ни на какие уступки не пойдет:
— Убери Тола!
Пес услышал свое имя и угрожающе оскалил клыки.
— Если ты действительно хочешь помочь нам, — продолжал Прохор Петрович, — пошли с нами собаку. В пещере темно. Там, где мы не увидим людей, Тол их почует.
Старый Каллуст еле заметно качнул головой. Трудно было понять, соглашается он или отказывается.
— Пойдем, Федя! — твердо сказал Прохор Петрович, не глядя на старика. — Если пес бросится на меня… Отвечать будет Каллуст. Запомни.
Старик молча притянул к себе за ошейник собаку и показал рукой на устье грота.
— Кыч, Тол! Кыч! [12]- ласково уговаривал он пса, все еще не пропуская к пещере Прохора Петровича и Федю. — Кыч!
Он достал бумажку с завернутыми в ней волосами Наташи. Дал собаке понюхать пушистый комочек и подтолкнул ее вперед.
Тол осторожно спустился по крутому уступу. Разбрызгивая воду, еще покрывавшую камень у входа в грот, он скрылся в темном устье.
— Не ходи с нами, — сказал Прохор Петрович старому Каллусту, — тебе придется остаться здесь и смотреть, чтобы никто не вошел в пещеру и не вышел из нее.
Старый пастух прижался к обрыву, пропуская Прохора Петровича и Федю, а взгляд его, каждая скорбная морщина на лице словно умоляли: не ходите, не надо, там же верная гибель!
Вода еще не совсем убыла и заплескивала в устье грота. Но Прохор Петрович и Федя больше ждать не могли. Ступая по воде, подошли они к каменной щели и скрылись в темноте…
Не успел Федя сделать в гроте нескольких шагов, как наткнулся на Прохора Петровича и услышал его тихий голос:
— Спички есть?
— Есть фонарик.
— Это хорошо. Посвети немного. Не пойму, куда мы с тобой забрались.
Федя осветил под ногами неровный каменный подъем, мокрые стены, нависший над головой блестящий от влаги потолок.
— Хватит, — остановил его Прохор Петрович. — Погаси.
Первым пошел Федя, проверяя посохом дно и низкий потолок грота. Прохор Петрович двигался следом, не переставая досадовать на себя. Как же он не подумал?.. Можно ли угнаться здесь за собакой? Тола в темноте выручит чутье, заменит ему зрение. Хозяина тут нет; чужого Тол слушаться не станет, а ждать тем более. Вот и пошел пес первым, намного опередил поднимающихся за ним вслепую людей — и пропал в темени… А все старый Каллуст! Заморочил всем голову своим Чаном Рушла!..
Остановил их раскатистый, гулкий хохот. Десятки голосов — смеющихся, завывающих, поющих — слились в жуткий хор, какой может присниться разве только в тяжелом бреду.