— Так, значит, Саша…
— Да, Петя. Саша мой родной — сын.. И я решил…
Голос Андрея Ивановича заглушил порыв ветра, а вскоре Валерий услышал удаляющиеся, шаги..
— Так вот кто отец Сашки! А я-то, я-то осел… Но, значит, мать у него не родная. Вот история! А что, инте-ресно, решил Андрей Иванович? И что тут решать?
Однако тогда этого Валерий так и не узнал. Зато узнал другое. За день до отъезда из Урбека он упаковывал с братом образцы минералов. Разговор зашел об Андрее Ивановиче. Валерий надеялся, что брат расскажет ему о решении геолога. И сам заговорил о военных годах. Но Петр Ильич стал рассказывать о фронтовых делах Андрея Ивановича и как бы между прочим сказал: — Недаром у него звезда.
— Какая звезда? — не понял Валерий.
— Звезда Героя. Разве не знаешь? Валерий чуть не подпрыгнул от изумления: — Звезда Героя? Значит он — Герой Советского Союза? И молчит?
— А что же он должен каждому докладывать об этом?
— Нет, не каждому, но… Хоть намекнул бы как-ни-. будь.
— Зачем? Разве и так не видно?..
Валерий обернулся к геологу и будто впервые увидел шрам на виске, густые сдвинутые брови и широкий, твердо очерченный подбородок.
«Да, таким и должен быть Герой Советского Союза, — мысленно сказал он себе. — Незачем надевать ему Золотую Звезду. И без нее ясно, что это за человек».
Золотая Звезда… О ней вспомнили сейчас и в дру-гом конце самолета, где давно уже шел разговор о последних днях, проведенных на базе экспедиции. Он был прерван появлением Ваи.
Но вот Наташа поудобней устроилась на своем рюкзаке и тихо окликнула Сашу: — Саша, ты обещал мне рассказать о Золотой Звезде Андрея Ивановича.
Саша отвел глаза от далекой земли и сел возле Наташи.
— Да, я узнал об этом в тот самый день… — Саша взъерошил волосы и надолго задумался.
Как рассказать ей о том, что произошло в тот день? В самый счастливый день его жизни. Он начался сильным ветром и небольшим дождем, который напомнил Саше о приближающейся осени и скором отъезде. Но к обеду дождь прекратился. Ветер быстро подсушил деревья, и Андрей Иванович предложил ему пройтись по лесу.
Мальчик с радостью согласился. Голова у него еще кружилась от слабости. Но чувствовал он себя уже хорошо. И только предстоящая разлука с Андреем Ивановичем омрачала его настроение и заставляла молча идти по узкой тропинке, петляющей под высокими шумящими деревьями. Молчал и геолог. Он усердно обламывал сучья с сухой ветки пихты и о чем-то сосредоточенно думал.
Но вот тропинка вывела их к небольшому ручью, и Андрей Иванович остановился.
— Посидим, Саша! — сказал он, опускаясь на ствол поваленного дерева, Саша примостился возле него. Немного помолчали.
— Ну, как голова? — спросил Андрей Иванович, заглядывая ему в глаза.
— Теперь ничего. Только кружится немного. Андрей Иванович обхватил его за плечи и привлек к себе.
— Ну, вот и заканчивается твоя первая геологическая экспедиция. Скоро будешь дома. Хочется домой-то?
— Как вам сказать, Андрей Иванович, — ответил Саша со вздохом. — Скоро в школу…
— Ты что же… вдвоем с мамой живешь?
— Да, больше у нас никого нет.
— Соскучился, наверное, по маме-то?
— Что я, маленький, что ли!
— По матери скучают и взрослые люди, — возразил Андрей Иванович и замолчал.
С минуту было слышно лишь, как журчит вода в ручье, да шумят вверху могучие деревья. Но вот геолог заговорил снова: — А у тебя фотографии ее нет, Саша?
— Чьей фотографии?
— Мамы твоей.
— Нет, здесь нет. А что?..
— Да просто так, — ответил Андрей Иванович ц снова замолчал.
Сверху по-прежнему доносился могучий гул ветра. Тайга шумела, как разбушевавшееся море, и Саше казалось, что это звучит ее последняя прощальная песня.
— Саша, — вновь заговорил Андрей Иванович. — Ведь мы с тобой друзья?
Мальчик недоуменно посмотрел в глаза геолога и молча кивнул головой.
— И ты мне веришь? — продолжал тот глуховатым голосом.
— Андрей Иванович, зачем вы это спрашиваете? Вы же знаете, что вы для меня. ..
— Видишь ли, Саша, — перебил его геолог. — Мне надо поговорить с тобой как мужчине с мужчиной по… очень важному делу.
— Я слушаю вас, Андрей Иванович…
— Я хотел спросить тебя, Саша, вот о чем… Во время твоей болезни я нечаянно обнаружил у тебя маленький малахитовый глобус…. Скажи мне, как попала к тебе эта вещица?..
Саша вздрогнул: — Глобус?.. Он у вас? Вы его никому не отдали?
— Нет, Саша, я сохранил его. Но откуда он у тебя?
Саша немного помолчал, а потом тихо ответил: — Этот глобус дала мне мама и сказала, что это единственная память о моем отце. Я никогда не видел своего отца, Андрей Иванович… Нет, видел, но… не помню его совсем. И потому глобус этот мне очень дорог…
— А ты знаешь, что у него внутри?
— Да… То есть я видел, что в нем. Я нечаянно раскрыл его однажды и увидел красивый камень. А на камне чей-то портрет…
— И что же ты подумал об этом? — спросил Андрей Иванович в сильном волнении. — Что тебе сказала об этом мама?
— Она… ничего не сказала мне. А я… тоже не знаю, что это за камень. Но портрет… Понимаете, Андрей Иванович, портрет мне почему-то очень знаком, Я где-то видел это лицо. И не просто видел…
Саша замолчал.
— Да, ты не просто его видел, Саша, — сказал Андрей Иванович тихим голосом. — Это лицо твоей матери.
— Как… Что вы говорите?! А почему вы это знаете?..
— Потому что… Потому что отец твой не погиб, Саша. Он… Одним словом — милый мой мальчик!.. Сашулька… Ведь ты мой сын… Понимаешь ты это?.. Сынок мой!.. Я искал тебя столько лет! Я объехал полсвета. И вот… — голос геолога прервался.
А Саша вдруг выпрямился, поднял глаза кверху и будто в тумане увидел густые сросшиеся брови, большой высокий лоб и такие дорогие, такие родные глаза, что сердце его сжалось, дыхание остановилось от вол-нения, а руки сами потянулись к широким плечам отца. Он вспомнил, что когда-то давно уже видел это лицо, эти упрямые складки возле губ, этот большой с горбинкой нос. И когда заметил, что в глазах отца блеснули слезы, бросился к нему на грудь и задохнулся в счастливых рыданиях.
— Папа!.. Папа… — повторял он тихим беззвучным шепотом, — Я вспомнил все! .. Я вспоминал это все время. Я знал, что найду тебя. Я вспомнил, вспомнил!.. У тебя была мягкая коричневая куртка и потом… у нас были рыбки… Да? Смешные красненькие рыбки…
— Да, сынок, да. У нас был большой аквариум. Мы купили его в день твоего рождения, когда тебе исполнилось два года. И мама… — он запнулся…
— Мама… — Саша поднял глаза на отца и вдруг ясно вспомнил, как давно— давно он вот так же лежал на этих теплых мягких коленях, видел эти густые брови, широкий крутой подбородок и чуть прищуренные ласковые глаза. А рядом с ними были другие глаза — огромные голубые глаза его матери. Ему показалось даже, что он слышит ее голос, видит ее улыбку, чувствует запах ее волос. Он будто снова ощутил нежное прикосновение ее мягких, теплых рук…
— Мама! Я помню ее… Помню!
— Что ты помнишь, сынок?
— Я помню, как она смотрела на меня. И еще — как пахли ее волосы…. Но где она теперь… наша мама?
— Теперь ее уже нет… Ее отняла у нас война. Она погибла от фашистской бомбы вскоре после того, как я ушел на фронт…
Андрей Иванович тяжело вздохнул и опустил голову. Саша молчал. Его мучил теперь один вопрос. Но он не знал, как о нем заговорить. Наконец он сказал: — А кто же…
Отец погладил его по голове.
— Ты спрашиваешь о матери, с которой теперь живешь?
Саша молча кивнул.
— Это, Саша, твоя вторая мать. И ты не стесняйся называть ее матерью. Я никогда ее не видел, но готов встать перед ней на колени и от всего сердца поблагодарить за то, что вырастила тебя таким, какой ты сейчас.
— Нет, я сам!
— Что сам?
— Все сам. Я все время старался быть похожим на тебя. Я знал, что ты такой. .. Настоящий человек.