Дни бежали за днями. Здоровье Алексея быстро шло на поправку. Два небольших осколка хирург извлек из ноги на второй же день. Ангину тоже вылечили, температура приближалась к нормальной.
Поправлялись и соседи Кубышкина по палате — Иван Петрович Клюев и Михаил Семенович Орлов. Хорошими людьми они оказались, отзывчивыми. Если кому приходила нехитрая посылочка из дому, все делили по-братски — и хлеб, и табачок. Для каждого находили подбадривающее слово.
Темы для разговоров не истощались. Особенно хорошим рассказчиком был Иван Петрович. Простой рабочий, а книг прочитал множество.
— А хорошо я жил до войны, — обратившись однажды к Кубышкину, с гордостью сказал Иван Петрович. — Две дочери учились в институте, сын работал помощником капитана, буксирные пароходы по Каме водил. По этому поводу один уральский поэт как-то мне сказал: «Ты, Иван Петрович, в одну рифму с государством живешь»...
— Хорошо сказано, — с уважением произнес Кубышкин.
Да и Миша Орлов кое-что успел повидать за свои двадцать пять лет. Родился он на Алтае. В 1936 году умерла мать, а через два года в бою на Хасане погиб отец. И взбрело парню в голову по всей России пешком пройти, хотел на Максима Горького походить. Прошел от Барнаула до Томска, сделал остановку. Взяли его местные ребята в оборот: учиться, мол, надо, а не бродяжничать. И взялся Михаил за ум: нашел верных друзей, вступил в комсомол, прибился к дисциплине. В 1940 году поступил в сельскохозяйственный техникум, но тут война...
— В плане семейном, так сказать, — смеялся Орлов, — тоже никаких высоток не взял, невеста была, а жениться не успел...
По утрам Алексей Кубышкин любил смотреть в окно и легонько постукивать по стеклу. Из окна был виден зачехленный шпиль Адмиралтейства и стайки воробьев, суетившихся на голых ветках старого тополя.
На окнах стояли цветы в глиняных горшочках. Эля обычно поливала их сама, но когда кто-нибудь готовился к выписке из госпиталя, то напрашивался к ней в помощники.
Как-то раз в палате зашел разговор о предателях.
— Знаю, что бывают, но живого ни одного не видел, — сказал Михаил Орлов.
— Все может быть, — отозвался Иван Петрович. — Я одного лично знал. Еще с ним махоркой делился. Ох, попался бы он мне сейчас...
— Да как же это случилось?
Клюев махнул рукой:
— И вспоминать не хочется.
После недолгих уговоров Иван Петрович все же рассказал историю, которая случилась с ним за пять дней до ранения. Однажды он с солдатом Василием Буськиным отдыхал после страшного налета немецкой авиации. Ко всему можно привыкнуть, но к этому никогда: воют над тобой чужие самолеты, земля вся дрожит от взрывов, и кажется тебе, что нет такого места, где бы не достал тебя фашист. Но Иван Петрович взял себя в руки, кое-как успокоился. А Буськин все еще дрожит, никак не может самокрутку сделать, на две папиросы, наверно, табаку рассыпал. А потом шепнул выцветшими от страха губами:
— Айда к немцу, Иван! Сдадимся и дело с концом. Такого мне больше не выдержать.
Клюев поперхнулся дымом самокрутки, посмотрел в безумные глаза Буськина, потом сильной рукой схватил его за гимнастерку:
— Ты соображаешь, что говоришь? Да я тебя сейчас без всякого трибунала расстреляю!
Буськин тогда чуть ли не на колени встал.
— Прости, Иван Петрович, это я от страха чепуху начал говорить. Дюже испугался.
— И я испугался, — немножко остывая, проговорил Иван Петрович. — Ну и что же из этого? Второй раз меньше испугаюсь. — Тут Иван Петрович отшвырнул от себя дрожащего солдата.
— На первый раз никому ни слова не скажу. Но увижу что-нибудь неладное, пеняй тогда на себя. Как гниду уничтожу.
Той же ночью Василий Буськин уполз к немцам...
— До сих пор не могу простить себе, — тихо закончил рассказ Иван Петрович. — Такой Иуда много вреда может принести. А ведь вначале я его, подлеца, смелым считал. Хвастал мне, что с рогатиной на медведя ходил два раза. Просто так, мол, из-за удальства.
— Врал, наверняка врал! — сказал Кубышкин.
Иван Петрович помолчал. Потом сказал задумчиво:
— На войне все бывает. Есть у него одна примета. На спине татуировка: медведь на задних лапах на охотника идет, а тот уже рогатину приготовил. Он мне хвастал, что после первого убитого медведя ему приятель так спину заприметил.
— Все равно не встретишь, фронт большой, — сказал Михаил Орлов. — Не будешь же каждого раздевать и на спине у него медведя искать.
— Ну, а все-таки. Война, брат, такое дело. Всякие чудеса бывают...
Через две недели Алексей Кубышкин выписался из госпиталя, распрощался с товарищами по палате и направился в свою часть.