Они часто встречались на окраине города, где меж мшистых камней шумела небольшая речка. На крутом берегу стояла береза, которую издавна все звали «лебедь», за ствол, изогнутый наподобие лебединой шеи.
Рядом росли два дуба. Каждому по нескольку сотен лет. Стволы закованы в толстые кольчуги и с северной стороны подернуты легкой паутиной мха. В густой и размашистой тени этих трех деревьев любили они с Машей проводить вечера, слушали соловьев...
Как все это сейчас далеко-далеко...
Да, не так мечтал Алексей Кубышкин встретить праздник 7 ноября 1941 года! Окончив с отличием Военно-морскую электромеханическую школу имени Железнякова в Кронштадте и получив звание корабельного дизелиста, он был зачислен в команду миноносца «Сильный».
27 марта 1904 года миноносец «Сильный» из состава Тихоокеанской эскадры одержал победу в неравном бою с четырьмя японскими миноносцами: два из них были выведены из строя, другие два, получив повреждения, возвратились в свою гавань.
В честь этого славного корабля русского флота и был назван советский миноносец «Сильный», спущенный на воду в день 21-й годовщины Великого Октября. На этом корабле и застала Кубышкина война.
«Сильный» участвовал в защите Ленинграда и неоднократно выходил на поддержку флангов армии, действовавшей на Карельском перешейке. Кубышкин хорошо запомнил бой в Ирбенском проливе: высоко вздыбленная, развороченная корма вражеского эсминца, всплески от падения снарядов, огненный смерч, вставший над фашистским кораблем...
Многие матросы и командиры добровольно уходили с эсминца на сухопутный фронт, в морские бригады. Так ушел однажды вместе с друзьями воевать на суше и Алексей Кубышкин.
В палате госпиталя
Вечер был сырой и мрачный. Низко неслись облака, время от времени открывая бледную луну. Сильный ветер дул с моря и стучал голыми ветвями. Березник постепенно поредел и перешел в густой сосновый бор. На дороге стали чаще и чаще попадаться корни, машину встряхивало. Часа через два въехали в город. Машину стало трясти сильней: под колеса то и дело попадали кирпичи.
Алексея Кубышкина неодолимо тянуло в сон, веки закрывались сами. Только стоны двух раненых пехотинцев, которых везли вместе с ним, не давали заснуть. Казалось, именно от этих стонов рана болит сильнее, а во рту и в горле пересыхает.
— Скоро госпиталь? — шепотом спросил Алексей у измученного бессонницей санитара.
Тот медленно повернулся к окошечку, посмотрел на мелькающие мимо дома и сказал раскатистым баском:
— Метров пятьсот, не больше,
Он снова закрыл глаза, как будто надеялся еще успеть отдохнуть.
Наконец, машина остановилась у военно-морского госпиталя, который, как потом узнал Алексей, находился недалеко от канала Грибоедова.
Тяжелораненых пехотинцев унесли. Сестричка помогла Алексею слезть на землю. Девушка казалась рядом с ним хрупкой, маленькой, на нее и опереться-то было совестно.
— Да я сам пойду, сестрица! — как мог ласково сказал Кубышкин, но тут же пошатнулся.
— Помолчи уж, герой!
В голосе медсестры совсем не чувствовалось злости, просто она хотела казаться строгой.
Они медленно поднялись на второй этаж.
— Вымыть, переодеть — и в палату номер три, — приказал врач, лица которого Алексей так и не запомнил. В памяти остались только очки в толстой и некрасивой роговой оправе.
Ночь уже ушла, в палату заползли серые полосы рассвета. Кто-то открыл форточку. Предутренняя свежесть заставила Кубышкина поежиться. Какое это блаженство — спать на мягком матраце и чувствовать, что к лицу нежно прикасается чистая, пахнущая свежестью простыня!
Алексей огляделся. Лучи солнца проникли в комнату через окна, оклеенные полосками желтоватой бумаги. Сосед слева — лет сорока-сорока пяти, с большим орлиным носом и густыми пушистыми усами — не спал.
— Что, морячок, зацепило немножко? — спросил он участливо. — Ничего, браток, терпи, атаманом будешь.
— Задело, слегка, — хрипло ответил Алексей и почувствовал, что у него ужасно болит горло. Простудился, что ли? Этого еще не хватало.
— Да у тебя, наверно, жар, братец. — Усатый с трудом поднялся на постели и приложил холодную большую ладонь к пылающему лбу Алексея. — Это от раны тебя так жаром заливает?
— Кто его знает, — отозвался Алексей. — Горло что-то саднит. Должно, простудился.
— Почему вы, Клюев, нарушаете режим? — услышал вдруг Алексей знакомый голос неведомо откуда появившейся вчерашней сестрицы. Сдвинув красивые брови, она назидательным тоном продолжала: — Вы, Иван Петрович, другим помогаете, а у самого обе ноги разворочены. Как так можно?..