Выбрать главу

Усатый Иван Петрович быстро спрятался под одеяло и виноватым голосом произнес.

— Так ведь он же новенький. Эля. А новеньким нужно помогать. К тому же у него ангина.

— Ангина! Вы, Клюев, уже диагнозы ставите. Скоро, пожалуй, врачей будете заменять!

— А почему бы и нет, — послышался голос соседа справа. — Иван Петрович за два месяца про все болезни узнал. А если еще месяц поваляется, его смело можно начальником госпиталя назначать.

Алексей оглянулся на говорившего и увидел совсем молодое лицо с веселыми голубыми глазами.

Эля напоила Алексея тепловатой невкусной водой, дала таблетку аспирина.

— Все будет хорошо, товарищ моряк! Скоро уже обход начнется. Тебя-то моментом на ноги поставим...

В госпитале знакомятся быстро, и к вечеру Алексей Кубышкин знал почти все о своих соседях. Иван Петрович Клюев был родом из Перми. Его отец воевал в гражданскую, гнал Колчака до самого Иркутска. На фронте вступил в партию большевиков. Когда вернулся в Пермь, пошел мастером на Мотовилихинский завод. 6 ноября 1921 года он не вернулся с работы, тело его нашли в цехе...

Иван Петрович через год заменил отца и работал на том же заводе почти до самой войны. Начал войну на Украине, под Днепропетровском. Потом попал в окружение. Выбрался с пятью товарищами из огневого кольца, но в свою часть не смог вернуться и был направлен в 310-ю дивизию, которая защищала Ленинград. Здесь Ивану Петровичу не повезло: осколки немецкой мины раздробили ноги. Правда, обошлось без ампутации.

— Обещает врач, что через месяц «барыню» буду плясать, — с радостью сообщил пермяк новому соседу по палате, и добрые, лукавые морщинки разбежались от уголков его светлых глаз. — Торопиться надо, а то Гитлер всю Европу прибрал к рукам.

— Говорят, у него и венгры, и румыны, и итальянцы, и испанцы даже воюют, — вступил в разговор Михаил Орлов, сосед Алексея справа.

— Что там говорят! — воскликнул Клюев. — Я сам, когда был под Днепропетровском, ходил в атаку на итальянцев. Дивизия их называлась «Челере». Не знаю уж, что это на итальянском языке означает. Однажды взяли в плен пять фашистов. Среди них даже командир батальона оказался. Помню, звали его Антонио. А фамилия не то Мингуцци, не то Мингутти. Но это, собственно, и не столь уж важно. Важней то, что он на допросах потом сказал.

— А что, интересно? — спросил Орлов.

Иван Петрович немного помолчал.

— Говорил, что немцы, мол, не любят итальянцев, между немецкими и итальянскими солдатами часто происходят стычки. А потом, ясное дело, заявил, что Муссолини продался Гитлеру и погубит Италию. Сейчас, небось, этот итальянец и вправду невзлюбил Муссолини.

— Почему?

— Как почему? Сейчас он, поди-ка, где-нибудь у нас, на Урале, в лагере военнопленных. А погода у нас не итальянская. Не по его шкуре. Вот и вспомнит своего «дуче» крепким словом.

Рассказ Ивана Петровича прервало появление Эли. Она ставила градусники, раздавала лекарства. Ее нарочитая строгость действовала успокаивающе, и все раненые любили ее. И уж, конечно, все знали, что у Эли есть жених, и что он сражается где-то на юге.

Провожая ее шутливым прищуром, Иван Петрович бросил:

— А знаете, братцы, что в итальянской армии солдаты могут жениться, даже если они находятся в России, а их невесты живут в Италии?..

— Как это? — с любопытством спросил Михаил Орлов, который любил поговорить о девушках и женитьбах.

— Так вот, — поправляя усы, с усмешкой продолжал Клюев. — Пишет солдат девушке. Мол, согласен жениться на тебе. И вот девица с письмом идет...

— В загс, — услужливо подсказал Михаил Орлов, и все засмеялись.

— Ну, может быть, в Италии это не загсом называется, — посмеиваясь, продолжал Клюев. — Может быть, они в церкви венчаются. Народ там религиозный. Невеста сидит на одном стуле, а на другой стул кладут шашку, солдатскую каску и письмо от жениха. Так и проводят обряд бракосочетания. Сидит бедняжка невеста и думает: «Увижу ли я хоть раз своего женишка? »

— А интересно бы посмотреть, — мечтательно проговорил Михаил Орлов, глядя в потолок, — как живут в этой Италии?

— Я тебе скажу, — ответил Клюев. — Сейчас в Италии живут плохо. Хлеба получают по сто пятьдесят граммов, а все продукты немцы к себе, в Германию, увозят. Народ, который поздоровее, гонят на немецкие заводы. А итальянскими солдатами дырки на франте затыкают. Сколько мы их там перемололи, под Днепропетровском, хотя и отступать нам пришлось...