– Больно уж вина у русов крепкие, – сказал рыцарь с мечтательным выражением на лице. – Но я стал там одним из самых стойких среди охраны посольства. Год каждодневных тренировок не прошел даром.
– Схизматы, хлопы… – презрительно прошипел патер Алоизий, кровь которого тоже была изрядно подогрета спиртным. – С ними можно говорить только огнем и мечом! – продолжал он запальчиво. – Пока мы занимаемся словоблудием, они не дремлют. Под власть великого московского князя уже полностью перешли Чернигово-Северские земли, под ударами дружин московитов пал Смоленск, в очереди на присоединение к Московии стоит Рязанское княжество…
– Что верно, то верно, – охотно согласился Ротгер. – Но не нам судить деяния отцов нашей церкви и великого магистра. С их высокой колокольни виднее, куда путь держать. Мы еще свое наверстаем, в этом я уверен.
Не отрываясь, он опорожнил кубок и встал.
– Что-то душно стало… – сказал рыцарь, многозначительно глядя на патера Алоизия.
Патер понял гостя с полуслова.
– Не хотите ли прогуляться на свежем воздухе? – предложил он с отменной любезностью. – Перед сном это полезно.
– С превеликим удовольствием, – ответил Ротгер.
И быстрым, стремительным шагом направился к входной двери. Резко распахнув ее, он выглянул в плохо освещенный коридор. Огненные языки факелов, освещавших мрачные стены, трепетали, словно по коридору пронесся порыв ветра. Но коридор, к удивлению рыцаря, был пустынен и ни один звук не нарушал ночное безмолвие.
Озадаченный рыцарь послюнявил палец и поднял его вверх. Воздух в коридоре был почти неподвижен.
– Та-ак… – пробормотал себе под нос Ротгер. – Здесь были длинные уши. (Добавим – и быстрые ноги). Что, в общем, не удивительно. Но вот в чем вопрос: это простое любопытство кого-нибудь из братии, вызванное приездом в монастырь новых людей, что само по себе большое событие, или?..
Монастырский двор был обширен и вымощен камнем. По приказанию патера монахи зажгли жировые светильники, но Алоизий и рыцарь удалились в темноту, откуда хорошо просматривались все входы и выходы. В том месте, куда патер привел гостя, стояла дубовая скамья, над которой склонились две ивы. Там же находился питьевой фонтанчик в виде стелы с головой льва; из открытой пасти царя зверей бил удивительно холодный ключ. Вода падала в небольшой резервуар, обложенный диким камнем. Излишки воды из резервуара стекали в подземные цистерны. В них хранился неприкосновенный запас животворящей жидкости на случай осады монастыря. Вокруг резервуара монахи разбили цветочные клумбы, и двор полнился приятными запахами. Цветы были слабостью патера Алоизия, и он предавался ей с самоотверженностью запертого в каменной темнице узника, который, за неимением товарищей по несчастью, всю свою нерастраченную любовь к ближнему направляет на мышь, прогрызшую ход в его камеру.
– А у вас тут ничего… – сказал рыцарь, плеснув на лицо пригоршню ключевой воды. – Только вот какая беда – в монастыре крысы завелись.
– Вы заблуждаетесь! – воскликнул патер. – Эти мерзкие твари здесь никогда не водились. Мыши – да, это есть, но чтобы крысы…
– Вы меня не поняли, святой отец. Я говорю о двуногих крысах. Нас подслушивали.
– Езус-Мария! – Алоизий перекрестился. – Не может быть!
– Еще как может, уж поверьте мне. Моей специальностью в ордене были шпионы и отступники. Думаю, что среди вашей братии затесался иезуит. Я их чую как волк паршивых псов.
– Неужели они что-то пронюхали!? – Патер помертвел. – Если это правда, мы погибли.
– Не так страшен черт, как его малюют, – снисходительно сказал Ротгер. – Достать нас здесь они не смогут. Но ежели все-таки попытаются, то, как вы знаете, места тут опасные, леса дремучие, где недолго и заблудиться, а топи глубокие – бульк, и нет человека…
– Мне бы вашу уверенность, пан рыцарь, – буркнул Алоизий.
– Она зиждется не на песке, святой отче, а на добротном каменном фундаменте, – серьезно ответил гость. – Мы получили ваше послание, – понизил он голос до шепота. – Магистр и капитул[21] дали указание основать здесь наше святилище. Если, конечно, все написанное вами – истинная правда.
– Клянусь Крестом и Розой, святыми символами нашего братства! – горячо ответил патер.
– Для проверки вашего сообщения и чтобы принять окончательное решение орден послал ученого брата Теофраста. Вам он должен быть известен под именем Парацельс[22].
– Парацельс!? – поразился Алоизий. – Невероятно – великий ученый и врач в наших палестинах… Его слава опередила молву. А разве он?..
– Один из посвященных, – кивнул рыцарь. – Ему можно доверять почти все. За исключением шифра для переписки, вверенного вам Коллегией Святого Духа, и системы тайных знаком, при помощи которых общаются достойнейшие. Нужно, чтобы брат Теофраст не испытывал в своих исследованиях никаких затруднений.
– Что я должен для этого сделать?
– Требуется обширное помещение с надежной дверью и не менее надежными замками, чтобы монастырская братия не совала туда нос. Лучше всего для наших целей подойдет полуподвал с камином и окнами, забранными решеткой.
– Есть такое помещение, – кивнул патер. – Завтра с утра мы наведем в нем порядок.
– Оно должно хорошо проветриваться и не быть сырым. Позаботьтесь, чтобы там были столы для опытов, две-три скамьи, шкафы с полками для реторт и колб, удобное мягкое кресло и много светильников. Брат Теофраст не любит полумрак. Остальные пожелания по обустройству алхимической лаборатории он передаст вам завтра в личной беседе. В обозе, который прибыл вместе с нами, находятся сундуки с его имуществом. Я приказал выставить возле возов охрану. И вижу теперь, что она не лишняя.
– Кто бы это мог быть? – негромко спросил патер сам себя.
– Узнаем, – расслышав шепот Алоизия, ответил Ротгер; он обладал хорошим слухом. – Предупрежден, значит, вооружен. Так говорили древние. Верно говорили.
– Deo volente[23], – ответил пастор.
– И еще одно… – Ротгер неожиданно затих и прислушался.
Ему показалось, что где-то неподалеку раздался шорох. Но сколько он ни напрягал зрение и слух, вокруг царило спокойствие и умиротворяющая ночная тишина, которую нарушили лишь сверчки и кваканье лягушек в наполненных водою рвах за стенами монастырской обители.
– И еще одно, – повторил рыцарь, стараясь обуздать свою подозрительность. – Я заметил рядом с монастырем необитаемую крепость. Чья она?
– Монастырь строился, когда крепость уже существовала. Кто ее тут поставил – сие большая загадка. Как раз в крепости и было найдено то, ради чего приехал брат Теофраст.
– Да? – Рыцарь заинтересованно обернулся к патеру. – Расскажите, святой отец, как это было?
– Мы копали тайный подземный ход к замку – ну, вы понимаете, на всякий случай – и наткнулись на замурованную камеру. Когда ее вскрыли, то все были поражены – она была освещена!
– Даже так… – невольно вырвалось у Ротгера; он был поражен.
– Свет исходил от стен. Источник свечения мы так и не смогли определить. Посреди камеры было возвышение, на котором стоял ларец. В нем ОНА и находилась.
Алоизий сказал последнюю фразу, понизив голос до едва слышного шепота, и боязливо оглянулся, словно боялся, что позади кто-то стоит.
– И что было потом? – нетерпеливо спросил рыцарь.
– Ларец мы забрали, пролом в стене заложили камнями, а подземный ход провели в обход камеры. Все.
– Занятная история… Никогда бы не поверил. Но факт есть факт. Который все равно требует тщательной проверки. На этом особенно настаивает капитул. Кто еще знает о вашей находке?
Немного поколебавшись, патер ответил:
– Только эконом. Но он тоже посвященный, наш брат.
– А землекопы и другие монахи, в частности, приор?
– Приор пребывает в неведении. Я решил не смущать его слабый ум загадочным явлением, которое он мог бы принять за происки дьявола. Из монахов о ларце знал только распорядитель работ. – Патер придал лицу скорбное выражение, хотя и было темно. – Но с ним в тот же день случилось несчастье…
21
22