Уллубий, соплеменник Али-Шейха, очень высоко ценил мудрого старца, его авторитет и уважение, каким тот пользовался среди большей части жителей гор и степей. Время было такое, что важно было вовлечь в свое дело всех авторитетных людей. Делать это следовало умело: не ущемляя личных интересов, упирая на чувство патриотизма, привести их к служению революции…
Хасан поднялся на пригорок, поближе к башне. В земле перед ним зияла яма. Камни вокруг обагрены кровью. Корана на месте событий не было… Надо думать, здесь уже побывали многие жители Куймура – по обычаю, поторопились похоронить убитых, – и если они что-то обнаружили, то конечно же забрали и унесли с собой. А может, люди Исмаила, которые стреляли в Саида Хелли-Пенжи, тогда же ночью завладели кораном? Это вероятнее всего.
Хасан из Амузги решил немедля повернуть коня в стан Исмаила. Если хитростью не удастся его победить, придется вступить в борьбу. Хасан понимал, какой в этом риск, но важность порученного дела не исключала и крайних мер.
Куймурцы давно совершили полдневные молитвы, отобедали и занялись привычными делами. Кто собирал в лесу орехи и дикие фрукты, кто молол зерно на току, а кто копал картошку…
Хасан из Амузги подъехал на своем белом коне к небольшой речке, что течет среди валунов. С противоположного склона к реке спускался лес, заросли орешника, колючки и боярышника… Аул отсюда не виден. Он скрыт горой.
В небе парил одинокий сокол, высматривая на земле очередную добычу. Вдруг он камнем понесся вниз. И в этот миг чуткое ухо Хасана уловило женский крик; мольбу о помощи. Зоркие, орлиные глаза джигита быстро обшарили местность, и он увидел девушку, бегущую по бездорожью, по замшелым камням. Двое на лошадях гнались за ней. Вот они быстро спешились, отпустили коней и бросились за девушкой. Она перешла реку и бежала в сторону, куда спускался Хасан из Амузги. Его в зарослях не было видно. Бедная девушка кричала: «Люди, помогите, люди, где же вы? Ой, помогите!»
Хасан спрыгнул с коня и, ловко перескакивая с камня на камень, пошел навстречу девушке. Она увидела его, еще больше испугалась и повернула в сторону, – видно, решила, что и он из преследователей. Но Хасан перерезал ей дорогу, схватил за руку и потянул за собой в укрытие…
– Отпустите меня, что вы хотите? – рыдала девушка. Лицо ее было искажено страхом.
– Успокойся, девушка, я не трону тебя! Наоборот, я хочу помочь тебе спастись от негодяев, – сказал Хасан из Амузги, завороженный робким очарованием девушки.
– Ты разве не с ними? – в глазах ее горели огоньки ненависти.
– Нет. А кто они?
– Не знаю… – сказала девушка. – Я пасла овец, а они вдруг появились и погнались за мной.
– Твое счастье, что я оказался рядом. Прячься за камни, они не допустят, чтобы добыча так легко от них ускользнула. – И, словно в подтверждение этих слов, раздался выстрел. – Вот видишь, из-за тебя сейчас чуть не продырявили мою драгоценную голову… – Хасан улыбнулся и поправил на голове белую папаху с красной перевязью.
– Ты не боишься их? – с удивлением спросила девушка.
– Боюсь… Боюсь, потому что мне нельзя умирать, у меня еще много дел на земле. Метко стреляют, ослом рожденные! А ты удивительно хороша! Знаешь, конечно, об этом? Удивляюсь, как это тебя до сих пор никто не умыкнул!.. У тебя необыкновенные глаза!
– Ну что вы? – смутилась девушка.
– И зубы – ровный ряд жемчугов… Где такие нашла?
– Да разве зубы находят? – с наивной непосредственностью удивилась она.
– И голос твой, да все в тебе – одна ласка и нежность.
Муумина, дочь слепого Ливинда, а это была она, опустила большие ясные глаза, такие горцы называют сунгай-улбе – ягоды терна, и, не зная куда себя девать от смущения, поправила на голове легкий белый платок – гилменды, из-под которого выбивались не заплетенные в косы вьющиеся волосы. В коротком, до колен, ситцевом платьице, с виднеющимися из-под него зелеными бархатными шароварами, босая, она была трогательно хороша.
– Как тебя зовут? – спросил Хасан.
– Муумина!
– Как ты думаешь, Муумина, что это за люди? Оставят они нас в покое или нет?
Хасан настороженно посмотрел туда, где скрылись преследователи девушки. «Может, отстанут», – думал он. Уж очень некстати для Хасана была бы перепалка со случайными людьми.
– Не знаю, кто они, но знаю, что это самые плохие и злые люди.
– Почему же? Может, и не такие плохие, просто ты им понравилась.
– Что ты говоришь! Они, как бешеные собаки, погнались за мной…
– Но это еще не говорит о том, что они достойны презрения. Увидев такую девушку, да одну в безлюдном месте, какой джигит не потеряет головы… Я бы и то…
– Выходит, и ты плохой… Если так, то я и от тебя убегу…
– Не надо, Муумина, я пошутил. Лучше спрячься. Они, по-моему, не собираются уходить… Вон даже подкрадываются… Будь осторожна.
– А почему ты не стреляешь?
– Я же не знаю, кто они и что за люди. Не хочется зря убивать.
– Тогда они убьют тебя и меня!
– Ну нет, тебя-то я им убить не дам!
Хасан из Амузги заметил, как из-за камня слева сначала показалось дуло винтовки, затем рука и голова… Этого мгновенья было достаточно для Хасана: он выстрелил из винтовки, что носил всегда на плече вниз стволом, и человек за камнем исчез.
– Ой, как страшно!.. Ты убил его?
– Думаю, нет. Я хотел выбить оружие из его рук. Скажешь, убей их – я убью. Можешь мне такое сказать? Ты слышишь меня, Муумина? Где ты?
– Я здесь.
– Не отходи далеко. Сдается мне, что их увлекла не твоя красота… Такие не пощадят…
– Тогда убей их!
– Они куймурцы?
– Нет, это чужие.
– Вот что, Муумина, подойди-ка поближе ко мне. Да не бойся, я не кусаюсь. Дело осложняется.
– Ну, подошла…
– Да ближе! Вот так. Ты стрелять умеешь?
– Разве девушки стреляют? – удивилась она.
– Что ж тут мудреного… – Он протянул ей наган и показал, как с ним следует обращаться.
– Зачем это мне?.. – Великое любопытство охватило девушку.
В душе Муумина удивлялась себе: как это она может довериться чужому человеку… Всегда настороженная и робкая, вдруг так разговорилась с незнакомцем, словно знает его всю жизнь…
– Боюсь, что сегодня тебе моя наука пригодится, – сказал Хасан.
– А куда я должна стрелять?
– На сей раз все равно. Иди на свое место и оттуда стреляй, только смотри в меня не попади…
– Зачем все это?
– Пусть они думают, что я не один, что ко мне подоспела подмога. Ну, стреляй!
– Ой, не могу… – Муумина закрыла глаза и, отвернувшись, нажала на курок. Грянул выстрел, за ним следом выстрелил и Хасан из Амузги.
Ему не хочется брать грех на душу – убивать этих людей. Он не знает, кто они и какие цели преследуют, но не защитить девушку Хасан не может…
– И ни чуточки не страшно, – проговорила тем временем Муумина.
– Только глаза не закрывай. Когда стреляешь, надо смотреть, куда целишься…
– А я в небо целилась… Ты мое имя знаешь, а своего мне не сказал…
– Скажу, скажу… Погоди. Мы, кажется, не испугали их. Они подбираются поближе. Ты смотри, не уходи никуда с этого места. Я сейчас поговорю с ними на другом языке.
Хасан из Амузги рывком бросился за ствол орехового дерева. Раздалось сразу два выстрела. Хасан выбежал из укрытия. Еще два выстрела, и он скатился с невысокого обрыва. Муумина вскрикнула от страха за него. Она, боясь шевельнуться, следила, что же будет дальше. Те двое подошли к лежащему ничком ее спасителю, и в этот самый миг произошло невероятное: он вдруг вскочил, ударом кулака отбросил одного, а другого подмял под себя, вырвал оружие и крикнул: