Они шли по аробной дороге, по тропам сквозь заросли дикой айвы, боярышника и дуркбы – мушмулы. И конные и пешие выглядели одинаково измотанными и усталыми…
Вот они – турки. У горцев и раньше были связи с ними. В Страну гор завозили турецкие книги, и в том числе «Историю Турции», написанную, между прочим, сыном этих гор даргинцем Махмуд-беем.
– Куда они направляются? – спросил Мустафа.
– Понять не трудно. В Агач-ауле они, похоже, останавливаться не собираются. А значит… – Муртуз-Али не договорил.
– Неужели в Талги? – встревоженно перебил его Мустафа.
– А куда еще? Они не простят Исмаилу резни.
– Что же делать?
– На коня и в хутор! Передай Умару из Адага, чтобы в драку не лез. Надо спасти людей. Пусть немедленно покинут хутор и подадутся в леса, поближе к этим местам…
– Успею ли? – пожал плечами Мустафа. Но через минуту он уже был на коне и выехал со двора…
Ровно в полдень прибыл Хасан из Амузги. В хурджине у него лежала книга с медной застежкой. Его встретил в сакле покойного Али-Шейха Муртуз-Али, очень чем-то взволнованный и обрадованный тем, что видит перед собой целого и невредимого Хасана. Они обнялись. Муртуз-Али сообщил Хасану, что Хакки-паша все-таки двинулся в сторону Талгинского хутора. Но Хасан из Амузги уже знал об этом. Он встретился с турками в пути и чудом избежал столкновения с дозорными, приехавшими лугом, в объезд дороги, которую развезло после дождя.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Рукописная книга в переплете с медной застежкой конечно же никаким кораном не была. Но была она куда ценнее многих и многих книг, написанных арабскими письменами, в каждой из которых горцы видели только коран, что для них было равнозначно книге мудрости, по коей они поверяли все, что составляло суть их жизни.
Человек уходит из мира сего, а творения его рук остаются на земле, как немые свидетели страстей, взлетов и падений. Они говорят нам о времени и о событиях. И очень многое о предках своих люди узнают через вещи, которые на первый взгляд кажутся молчаливыми, но стоит обострить воображение, как они начинают говорить. Эта книга была книгой записей: интересных наблюдений, событий, имевших место в этих горах, обычаев, судеб людских, историй отдельных фамилий и записей всякого рода хадис – заповедей. А писалась книга некиим летописцем Хамза-Дагестанли, человеком, несомненно обладавшим умом и открытым сердцем, жившим лет сто пятьдесят тому назад. Надо думать, что был он из предков покойного Али-Шейха из Агач-аула.
На полях этой книги тут и там пестрели записи, сделанные уже явно после смерти Хамза-Дагестанли разными людьми в самые разные времена…
Хасан сын Ибадага из Амузги, довольный тем, что вот наконец-то тайна в его руках, раскрыл шкатулку, извлек оттуда ключ и лоскут, в который был завернут этот ключ. На лоскуте он прочитал надпись, а на обложке в конце книги нашел еле заметный надрез, вроде кармана. Аккуратно потянув, Хасан извлек сложенную вчетверо русскую газету. Внимательно обозрев находку, Муртуз-Али обрадованно потер ладони.
– Что там? – спросил Хасан.
– Декрет о мире и земле. Очень важный документ. Особенно для горцев. Ведь горец издревле привык верить тому, что написано на бумаге.
– Газета напечатана в Петрограде?
– Да. Это доброе оружие в наших руках!..
Хасан из Амузги снова потянул и извлек из кармашка кусочек белой материи, на которой было что-то написано черной тушью.
– Вот оно!.. Послушай, Муртуз-Али!..
И Хасан стал читать:
– «Слава тому, кто в час сурового испытания вместе с народом, кто жизнь свою готов сложить в борьбе во имя лучшего будущего народа! Вечное презрение тому, кто выступит против этого. Если ключ от тайны попал в твои руки случайно или завладел ты им злоумышленно – оставь, гнусный, свои тщетные надежды. А если ты так ловок и хитер и о тебе идет слава, что ты можешь пролезть сквозь игольное ушко, и если ты всякими уловками овладеешь всем, что содержит эта тайна, и задумаешь направить все это против святого дела народа, – вечное тебе проклятье! И знай тогда: суровый суд времени ждет тебя!
Если же ты друг справедливости на земле (а справедливость с народом, ибо и черный день, проведенный с народом, есть великий праздник), если в руках у тебя шкатулка из-под старой губденской башни и в ней заветный ключ, ты на верном пути. Приветствую тебя! Тайну эту знаю я и еще один человек, по имени Серго сын Васила. Живет он на первом полустанке от станции Шамхал в направлении Кумтор-Калы, в саманном приземистом домике с одним дымоходом и с двумя окнами, обращенными к востоку. С ключом в руках явись к нему и скажи по-русски: «Поклон и привет тебе от почтенного Али-Шейха». На что он должен ответить: «Как Али-Шейх может передавать мне привет, если он уж давно распрощался с жизнью?» Ты вознесешь руки к небу и скажешь: «А я от него, оттуда». Он спросит: «Может, скажешь, что и ключ от рая в твоих руках?» Ты ответишь: «Да, если имеется в виду рай на земле». – «Тогда я рад приветствовать тебя», – скажет он.
Если такой разговор состоится, поверь этому человеку, как самому себе. Ну, а коли случится, что в эти суровые дни и его, как многих наших братьев, постигнет беда раньше, чем ты к нему явишься, единственной надеждой для тебя будет этот ключ и твоя голова, которая подскажет тебе, какой замок ты должен отомкнуть. Удачи тебе!»
– Однако, задача мудреная! – промолвил Муртуз-Али, почесав затылок.
– Мудреная не мудреная, а тайна в наших руках! Что ж, в путь-дорогу, Муртуз-Али.
– Поехали!..
Время торопило их! Время подгоняло! Бои предстояли решительные. Горцы, в большинстве своем уже полностью осознавшие, что несет им советская власть, готовы были бороться за нее не на жизнь, а на смерть.
Хасан из Амузги и Муртуз-Али ехали по выжженной жарким солнцем солончаковой степи, вдоль не достроенного чужеземными инженерами, заброшенного и поросшего бурьяном канала Сулак-Петровск. Только ветер, шевеля редкие кустики ковыля и разнося полынный запах, полнил жизнью эту бескрайнюю пустыню.
Закатные облака были цвета недозрелого кизила, а солнце казалось раскаленным в горне небосклона огромным начищенным до блеска медным тазом.
От Шамхала повернули на запад к Кумтор-Кале, и очень скоро неподалеку от зеленеющей прогалины увидели саманный домишко с одним дымоходом и с двумя окнами, обращенными к востоку. У самого дома навстречу вдруг затявкала бесхвостая лохматая собачонка, да так агрессивно, словно того и гляди набросится на седоков и стащит их с коней.
Скрипнула одностворчатая низенькая дверь, и из дому вышел маленький сухонький старичок в форме железнодорожника. В руках он держал надкушенный ломоть от явно большого и очень спелого арбуза. Старик был в очках. Они съехали на самый кончик носа и делали его похожим на хищную птицу с большим клювом. Железнодорожник прикрикнул на собаку, она, виляя хвостом, примолкла и, недовольно фырча, отошла в сторону.
Хасан из Амузги спешился и подошел к старику, который почему-то вызывал у него недоверие.
– Поклон и привет тебе от почтенного Али-Шейха! – сказал Хасан из Амузги, пристально глядя в глаза старику.
– От какого такого почтенного? – Пронзительными глазками поверх очков старик словно бы насквозь буравил пришельцев. И гости недоуменно переглянулись.
– Твое имя Серго сын Васила?
– Да, меня зовут Сергеем, а отца величали Василием. Что вам от меня угодно?
– Поклон и привет тебе от почтенного Али-Шейха! – повторил Хасан из Амузги.
– Ну что ж, поклон так поклон. Заходите, будьте гостями. Правда, потчевать мне вас особо нечем, кроме как арбузом…
– Арбуз так арбуз, – в тон старику сказал Хасан из Амузги и, передав уздечку своего коня Муртузу-Али, пригнулся, чтоб не удариться о притолоку слишком для него низкой двери, и прошел в дом впереди хозяина. Едва он переступил порог, как на голову ему накинули мешковину и несколько пар рук цепко обхватили и стиснули его. Только не тут-то было. Всегда готовый к встрече с опасностью, Хасан не растерялся. В один миг напрягся, вырвался и сбросил с себя мешковину…