Леонид Панасенко
ТАЙНА РЖАВЫХ,
ИЛИ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ УДИВЛЕНЫША
Моей Дашеньке — посвящается
УЖ-Ж-ЖАСНАЯ ПРОПАЖА
…Чиврик рванулся из последних сил, ударил крылом по ненавистным красным глазам Врага, жалобно пискнул…
Хватка когтистых лап, которые цепко держали его, на миг ослабла. Чиврик еще раз ударил крылом Врага и, теряя перья, рванулся в небо.
Он сел на крышу терема и, отдышавшись, по-особому чирикнул.
Воробьи, порхавшие в округе, насторожились — сигнал тревоги! Все, что они сейчас услышат, надо передать, как телеграмму, немедленно дальше.
Чиврик — весь помятый и избитый — встрепенулся, громко зачирикал:
«Всем! Всем!
Птицам, существам и созданиям!
Всем, кто понимает птичий язык.
В детском городке объявился коварный и страшный Враг.
Остерегайтесь Врага и его мерзких прислужников. Собирайте силы! Готовьтесь к Большой Битве!»
Сотни собратьев Чиврика подхватили предупреждение, понесли его во все концы города.
А воробей полетел к своему гнезду, опасливо оглядываясь по сторонам: не видать ли где Врага или его хитрого и жестокого слуги — Черного Сквозняка.
Беда с Юлей приключилась в самом конце ноября, в субботу.
Еще раньше, во вторник, Юля пришла из школы какая-то молчаливая и вялая. Бабушка, так и не дождалась в тот день ее обычного восторженного рассказа о том, что было на уроках: дрались ли Женя и Руслан, задавалась ли, как всегда, Машенька и что делал на большой перемене Стасик, который лучше всех в их пятом «а» танцует. Не стала Юля есть и свой любимый гречневый суп с жареным луком, — поводила, поводила ложкой, да так и встала из-за стола. Уроки сделала быстро, но с расспросами к бабушке Вале не приставала.
Все объяснилось вечером, когда пришли после работы Юлины папа и мама, и вся семья села ужинать.
— У меня болит горло, — сказала Юля и обреченно посмотрела на маму.
Мама тут же всполошилась. Достала из аптечки градусник, попробовала при помощи чайной ложечки заглянуть Юле в горло, но ничего там не увидела.
— Вот плоды твоего воспитания! — заявила мама папе. — Я вам каждый день воду кипячу, а вы пьете ее из-под крана.
Папа поискал глазами газету, чтобы отгородиться от маминых упреков.
— Газета в большой комнате, на диване, — подсказала Юля.
— Ничего страшного, — папа пожал плечами, обращаясь в основном к бабушке Вале. — Будет теперь полоскать горло. Содой и календулой. Через два дня все пройдет.
— Как бы не так, — возразила мама. — Доигрались! У девочки вон температура: тридцать семь и восемь…
Юле дали полтаблетки аспирина и немедленно уложили в постель.
Наутро бабушка не стала будить ее в школу. К одиннадцати пришла участковый врач, подтвердила: у Юли ангина и прописала все то же самое, что и год назад: полоскания, теплое питье, компресс…
Всю неделю девочка проболела. Она то играла со своими куклами, которые все сразу тоже «заболели» — Юля охотно делала им уколы и делилась своими таблетками, кутала их в одеяльца, повторяя ласковые слова бабушки, то принималась листать книжки. Когда все эти занятия надоедали, Юля забиралась в кресло у окна, становилась на колени и подолгу глядела во двор. Там росли разные деревья. Девочка уже знала, которое из них акация, а которое каштан, но больше всех любила две низенькие вишни и катальпу. Вишни — за вишни, которые росли так, что детям можно было до них дотянуться, а катальпу — за белые шапки цветов и необычное название. Если летом деревья были почти одинаковыми — зеленые и все, — то осень раскрасила каждое по-своему. Деревья напугал сильный заморозок: они поспешно роняли листву, и девочке казалось, что этот листопад никогда не кончится.
В субботу утром Юля сказала:
— Я уже совсем-пресовсем здорова. Можно мне погулять на улице?
— Подожди минутку, — ответила мама. — Я сейчас позвоню Ольге Павловне. Она врач и знает, что тебе можно, а чего нельзя.
— О чем разговор, душенька?! Ребенку свежий воздух просто необходим, — голосом тети Ольги сказала Юля. — Мы кутаем детей, поэтому даже малейшее переохлаждение заканчивается простудой.
— Не попугайничай, — нахмурилась мама, но, подумав, улыбнулась и разрешила: — Только недолго. И дальше детского городка не ходи. Впрочем, прогуляйся лучше вместе с бабушкой. Так надежней.
— Ба, — сказала на улице Юля. — Посмотри на небо. Оно за лето совсем выцвело. Как твой платок, правда?
Валентина Николаевна вздохнула. Чересчур восторженной растет внучка. Все «ох» да «ах». Трудно ей в жизни придется: все-то она в розовом свете видит. Валентина Николаевна заговорила как-то об этом с дочерью, а та в ответ смеется: «Да, у девочки тонкая натура. Ну и что? Артисткой будет…»