— Уж-ж-жасно некрасиво — подглядывать! — возмутилась было Клементина, но ее никто не стал слушать.
Уже перед отлетом Удивленыш подобрал кусок угля, который бросил кто-то из стражников, и старательно обвел Филину глаза.
— Теперь ты будешь видеть ночью как днем, — сказал он повеселевшему Ржавому. — Впрочем, у тебя все наоборот, но это не беда.
Сначала они полетели к самому яркому окну, откуда доносилась музыка.
Но там танцевали и веселились совершенно незнакомые люди. Филин, посидев минутку на перилах лоджии, полетел к другому окну.
В комнате за столом сидел лысый человек и что-то писал.
— Это Поэт, — шепотом пояснил Удивленышу Филин. — Я его знаю. Он прошлой зимой читал детям возле елки свои стихи.
— Хорошие?
— Нет, плохие, — сказал Филин и, стукнув клювом в стекло, сердито крикнул: — Ух-ху-хух!
Человек за столом с перепугу чуть не упал со стула, а они, сделав вираж, полетели к другому дому.
— Зачем ты это сделал? — удивился Удивленыш.
— А чтоб не писал. Для детей нельзя плохо писать. Я теперь его каждую ночь пугать буду.
И в следующем огромном девятиэтажном доме их ждала неудача. Они заглядывали не только в освещенные окна, но и в темные. Однако даже зоркий Филин ничего не разглядел — все дети уже спали.
— Какие мы глупые, — сказал Филин. — Чтобы маленькая девочка да не спала после полуночи. Кошмар! Напрасно мы летаем.
Внимание Удивленыша вдруг привлек голубоватый тусклый свет в окне второго этажа.
Они заглянули через стекло и очень удивились.
В комнате сидел в кресле мужчина и… смотрел телевизор. Железная птица и существо-облачко не знали о существовании видеомагнитофонов. Не могли они также знать, что этот мужчина в комнате и был отец Юли. Он вот уже третий раз смотрел последнюю передачу «Что? Где? Когда?» и не мог понять, как это знатоки умудрились сразу отгадать его самый каверзный вопрос.
На экране появился симпатичный филин, повернул голову, моргнул желтыми глазами.
— Ой, меня показывают! — воскликнул Ржавый.
Он так разволновался, что чуть снова не свалился на землю.
— Вот незадача, — пожаловался Филин. — Вечно я падаю в самый неподходящий момент.
Кадр на экране сменился, и они полетели назад к детскому городку.
— Расскажу Ржавым — не поверят, — повернув голову к Удивленышу, радовался Филин. — Чтоб меня, да по теле…
Прямо в них вдруг ударила голубая молния, что-то страшно затрещало, и Филин, до того едва махавший крыльями, будто ракета, устремился ввысь.
— Что это?! Что случилось?! — испуганно спросил Удивленыш, из последних сил сжимая железное перо товарища.
— Ух-ху-хух! — еще более испуганно выдохнул тот. — Не знаю… Меня что-то ка-ак долбануло… Я теперь будто реактивный — остановиться не могу.
— Я понял, — прокричал ему в ухо Удивленыш. — Видишь, свет везде погас. Мы наткнулись на провода. Теперь ты — Электрический Филин, которого показывают по телевизору.
Только через несколько минут они смогли перевести дух и вернуться в городок.
Необычно возбужденный Филин до утра рассказывал Ржавым о том, как его показывали по телевизору и как замыкание в проводах, которое они с Удивленышем случайно устроили, превратило его в Электрическую Птицу.
Он ухал, хохотал, громыхая крыльями, и то и дело порывался куда-нибудь лететь. Ну хотя бы, например, разбудить среди ночи Поэта и подарить ему чуточку того огненного варева, которое кипело в груди.
Ни Филин, ни тем более Удивленыш и подумать не могли, что этой ночью существо-облачко и его хозяйка были рядом и даже могли встретиться. Потому что, когда Юлин папа в третий раз смотрел в большой комнате видеозапись, девочка все еще не спала.
Она сидела в темной спальне и, глядя в темное окно, думала: почему это жизнь все время была такой хорошей и вдруг стала плохой, неинтересной. Учится она хуже — две тройки по математике заработала. Маму обидела: та сшила ей к Новому году костюм Ночи, из черной марли с серебристыми звездочками, а она ни с того ни с сего раскритиковала костюм, заявила, что на праздник вообще не пойдет — скучно там, не хочу! — да еще и расплакалась. С подружками опять-таки перессорилась. Они бегают в детский городок на санках кататься, а ей не хочется, дома сидит. Девочки поначалу заходили, а потом перестали. И в куклы она не играет — даже любимую Матильду в шкаф засунула. Галина Николаевна, учительница, на днях участливо так спросила, будто пожалела: «Что ты, Юленька, кислая такая? Раньше светилась вся, а теперь погасла. Может, ты нездорова?»