Филин не заставил себя ждать.
Как только Человек с Зеленой Папкой поравнялся с ним, он громко-прегромко ухнул.
Но то ли тот был туговат на ухо, то ли так сильно задумался, что не обратил ровным счетом никакого внимания на странную, даже жутковатую выходку железной птицы. Он шел так же размеренно и целенаправленно, как и прежде.
План Ржавых предусматривал еще одну попытку привлечь внимание Человека с Зеленой Папкой — самую отчаянную и опасную. Кто знает, как поведет себя Человек с Зеленой Папкой после этого — сомневались многие на совете. Не получится ли все наоборот? То есть он может рассердиться и в самом деле отдать всех Ржавых на металлолом. Но и мучиться дальше нет сил. Нет больше сил терпеть происки и угрозы мерзкого Наплевателя и его прислужников.
— Давай, — шепнула Катруся, поворачивая глаза к Дон Кихоту.
— Будь что будет, — буркнул Куровосьминог.
— Больше такого случая может не представиться, — подал голос Удивленыш, прижимаясь к холодной, как лед, лапе Клементины. — Твой черед, рыцарь!
Дон Кихот собрал все свои силы и, преодолевая дневную окаменелость, бросил свое огромное копье-трубу.
Оно гулко ударилось о мерзлую землю буквально под ногами Человека с Зеленой Папкой и, подпрыгнув, выбило из его рук папку.
Он испуганно отпрянул, затем наклонился, подобрал папку и несколько мгновений недоуменно разглядывал копье.
Потом поднял голову, взглянул на ржавого Дон Кихота и неожиданно спокойно и укоризненно сказал:
— Ты что же делаешь, а?! Так ведь и убить можно.
Он огляделся и впервые за многие годы увидел всю запущенность и неприглядность детского городка. Там бревно выворочено, там доски нет. Мусора полно. Звери и персонажи с облупившейся краской, ржавые, да еще какой-то негодяй углем их разрисовал. Как здесь ребятишкам играть?!
— Эх-ма, — вздохнул Человек с Зеленой Папкой и, ни к кому не обращаясь, добавил: — Пришлю весной сюда плотников да слесарей. Красок ярких им дам…
Он еще раз окинул взглядом детский городок, прикидывая, что и как здесь отремонтировать, удовлетворенно кивнул головой и неспешно отправился в дальнейший путь.
— Чи-чи-чи-чивр! Ур-р-ра! — заорал первым Чиврик и бросился с крыши к своим друзьям. Подлетал к каждому Ржавому, радостно вызванивал клювом в его железное тело. — Наша взяла, ребята!
— Ура, — тихо и недружно подхватили Ржавые, не зная, верить или не верить великолепным словам Человека с Зеленой Папкой.
Потом все возбужденно заговорили, перебивая друг друга.
— Какая невозмож-ж-жная новость! — воскликнула Клементина. — Если мне вернут красоту…
— Городской музей придется закрыть, — продолжил Филин. — Люди будут ночами простаивать в очередях, чтобы полюбоваться нашей Клементиной.
Лягушка вместо того, чтоб обидеться, довольно захихикала.
— А я хоть отдохну, — мечтательно сказала Катруся. — Пока краска на ведрах высохнет.
— Дон Кихоту наконец дадут новое копье, — заявил Филин.
Даже Карета проскрипела нечто вроде: «Эх, и прокачу!», но тут же опять углубилась в свои воспоминания. Впрочем, уже ни Удивленыш, ни Ржавые не верили, что старуха вспомнит адрес Юли.
Разговор разрастался, но тут Ржавые увидели, что Удивленыш, по-прежнему прижимаясь к железной лапе Клементины, тихо и безнадежно плачет. Все разом замолчали.
— Что с тобой, малыш? — первым опомнился Чиврик.
Он подлетел к существу-облачку, осторожно прикоснулся к нему своими самыми мягкими перышками — под шейкой.
— Не плачь, — сказал Дон Кихот. — Мы обязательно найдем твою хозяйку.
— Послушай, Карета, — сердито проворчал Куровосьминог. — Если бы ты поскрипела-поскрипела да и вспомнила, наконец, адрес Юли?! Нельзя же все время спать!
— Не ссорьтесь, друзья, — отозвалась Катруся. — Мы теперь освободились от общего Врага, и все займемся поисками Юли.
Быстро стемнело.
Чиврик попрощался с Ржавыми и полетел домой. А Удивленыш пристроился под крылом у Филина, которого полюбил за время их опасных путешествий, и уснул, изредка всхлипывая и вздрагивая во сне своим облачком-тельцем.
Уже и полночь пробило, а железные звери и существа, порядком уставшие за последние месяцы, оставались неподвижными. Всех сморил глубокий и счастливый сон. Только Карета слегка покачивалась в такт своим полумыслям-полуснам да скрипела дверцей, которая держалась на одной петле и честном слове.
Под утро задремала и она. Низкие тучи погасили звезды, пошел крупный мокрый снег. Он облепил терема и башни, принарядил Ржавых.