На площадке перед входом в башню остановились передохнуть.
Удивленыш впервые увидел детский городок с высоты. В желтоватом свете фонарей, едва разгоняющих тьму, высились Сторожевая и Замковая башни, соединенные переходным мостиком, чуть поодаль — Угловая, в которой и была его темница.
«А вот и Ржавые», — догадался Удивленыш, заметив железные фигуры Дон Кихота, Ужасной Клементины, Филина, Катруси с ведрами и… Куровосьминога.
«Да! Да! — чуть не закричал он от радости. — Куровосьминог! Так называла его Юля…»
Он вспомнил имя своей хозяйки и понял, почему все здесь — и городок, и железные звери — показалось ему знакомым. Он видел их раньше глазами Юли. Его хозяйка любила и всегда жалела Ржавых.
— Нечего оглядываться! — кольнул его штопором зловредный Ну-ты. — Все равно от властелина не убежишь. Он тебя и под землей разыщет. Впрочем, ты туда все равно загремишь. Не сегодня, так завтра.
Дверь в Сторожевую башню была сорвана с верхней петли и перекосилась так, что не открывалась.
Стражники подвели Удивленыша к узкой щели, подтолкнули вперед.
Он ступил в затхлую и пыльную темень башни.
— Иди на свет, — предупредил Фу-ты. Он шумно дышал и, наглотавшись пыли, громко чихнул. В темных глубинах башни что-то зазвенело, забренчало.
— Сигнализация… — недовольно проворчал стражник. И тут же, откуда-то слева, где теплилось пятнышко света, отозвался гнусавый и вкрадчивый голос:
— А ну-ка покажите мне это создание. Быстренько! Быстренько!
Ну-ты рванулся вперед, увлекая за собой привязанного бечевкой Удивленыша.
На грязном полу лежал карманный электрический фонарик — лампочка его едва горела. В тусклом свете фонарика, прислонясь спиной к запыленной пустой бутылке, сидело косматое существо, похожее на клочок ваты или ветоши. Глаза Наплевателя горели зловещим красным огнем, на голове торчала жестяная корона. Левая лапа и плечо чудища были забинтованы.
— Ой, какой противный! — прошептал Удивленыш.
— Молчать! — заорал Наплеватель и, чем-то страшно напуганный, вскочил на задние лапы. Он тронул забинтованную лапу, замер на миг, как бы прислушиваясь, а затем расхохотался.
— Не действует, не действует… — повторял он, как полоумный, стараясь взобраться на бутылку.
Наконец это ему удалось.
Наплеватель оборвал свой булькающий смех, уселся поудобней и повернул к Удивленышу серо-буро-фиолетовую физиономию.
— Слушай, ты, ничтожное облачко пара. Я — властелин этого городка, который должен быть разрушен. Тогда моя наплевательская сила вырастет в сто крат. Мне мешают Ржавые Железяки, которым не нравится их участь, и ты, мой Исконный Враг.
— А что с ними будет? — спросил Удивленыш. Наплеватель снова хохотнул:
— Здесь все прахом пойдет. Ржавых сдадут в металлолом, а городок снесут бульдозером.
— Не говори так! — воскликнул Удивленыш. — От твоих слов я леденею.
На него в самом деле повеяло каким-то тоскливым, смертельным холодом.
— Ага, — обрадовался Наплеватель. — Значит, на тебя мое лиходейство действует. Ты сам признался: ты мой Исконный Враг.
— Почему? — удивился Удивленыш. — Объясни. Ведь я никому не делаю зла.
— Не делаешь?! — прошипел Наплеватель, роняя слюну. — Это потому, что ты маленький и слабый. Пока… А это — что?
Он взмахнул забинтованной лапой, взвыл от боли и чуть было не свалился с бутылки.
— Это все восторги твоей хозяйки! Каждый ее «ах» пронзал меня, будто клинок. Я получил сегодня от этой дрянной девчонки четыре удара.
— Не говори на нее «дрянная». Мне больно! — воскликнул Удивленыш.
— Так знай же: мы — Исконные Враги, потому что мне наплевать на весь мир, а ты и такие, как ты, восторгаетесь каждой букашкой-травинкой. Ваши «ахи» и «охи» мне жить не дают. Но раз мы Исконные Враги, то у нас и одинаковое оружие. Сейчас я тебе это докажу.
Наплеватель встал и, выпятив лохматый живот, грозно проверещал:
— Грязь!
Удивленышу перехватило дыхание. Холод, исходивший от лиходея, подступил ближе.
Удивленыш инстинктивно попятился назад, но Ну-ты дернул за бечевку, Фу-ты молча погрозил вилкой.
А Наплеватель, раскачиваясь и подвывая, стал со злорадством выкрикивать одно Черное Слово за другим.
Будто ножи, вонзались они в существо-облачко. Ноги Удивленыша подкосились, и он упал на кучу мусора.