Филин промолчал, а Чиврик вдруг понял, что он только что слово в слово повторил хвастливую фразу Филина. Неловко, конечно, но что поделаешь: наверно, все мудрые птицы думают одинаково.
— Сейчас я его освобожу, — неожиданно для самого себя заявил воробей и испугался: чего его несет, что он так сегодня расхвастался? Так можно не то что перо — голову потерять.
Чиврик так подумал, а вслух, замирая от собственной дерзости, произнес:
— Не пройдет часа — и Удивленыш будет на свободе. Подумайте лучше, где и как его спрятать.
Чиврик взлетел и несколько минут метался в воздухе, не зная, как вести себя дальше и что предпринять.
Ничего не придумав, он сел на знакомый край бревна Угловой башни, где его вчера подстерег Черный Сквозняк, заглянул в щель.
Сеть-западня была готова. Один из тройки толстяков-пауков куда-то исчез, а двое тотчас забились в разные углы, поблескивая на воробья выпученными глазками.
— Где ты там, малыш? — позвал Чиврик, заглядывая во мрак темницы. — Ты еще жив? Пробирайся сюда.
— Здравствуй, Чиврик, — отозвалось существо-облачко, поднимаясь к щели. — Я рад, что ты прилетел меня проведать. Тебе вчера не очень досталось?
— Чип-чип-чепуха. Я этот сквозняк в узел завязал, — привычно прихвастнул Чиврик.
Ему показалось, что пауки, как и в прежний раз, захихикали в своих углах.
«Жаль, что ваша дурацкая сеть так глубоко, — подумал воробей, прикидывая, сможет ли он клювом или лапкой забраться в щель. — Ну, ничего. Сейчас мы что-нибудь придумаем».
— Ты знаешь, Чиврик, меня вчера чуть не спасли Ржавые, — послышался из мрака башни голосочек Удивленыша.
— Знаю, малыш, знаю.
— Но у них что-то не получилось. Прибежали стражники. Теперь там, внизу, сидит Фу-ты.
— Пусть сидит, мохом зарастает, — весело ответил воробей. Ему пришла в голову неожиданная идея.
— Эй, вы, толстобрюхие, — обратился он к паукам. — Вы знаете, что Чиврик — самый честный воробей в мире?
Пауки, конечно, не ответили.
— Так вот, — продолжил Чиврик. — Если вы смотаете край сети — немножко, лишь бы мой друг выбрался на волю, то я обещаю вам по десять великолепных мух каждому. Ну как?
Пауки отвернулись и заползли поглубже в свои укрытия.
— Не нравится, значит, — заключил Чиврик. — Мало предлагаю. Хорошо. Я выделю вам из своих запасов пятьдесят самых вкусных сушеных мух.
Пауки в ответ нахально развалились и сложили лапки на животах.
— Они ведь глухие, — напомнил Удивленыш. — Ты сам мне об этом говорил.
— Ничего. Сейчас услышат, — проворчал Чиврик, раздумывая, что же в его заманчивых предложениях могло прийтись не по вкусу толстобрюхим.
— Ага! — воскликнул он. — Я же забыл, ребята, что вы — кровопийцы. В самом деле — зачем вам сушеные мухи? Весной я поймаю вам сотню самых жирных и вкусных мух. Слышите, ребята!? Слово Чиврика — закон.
Глухонемые пауки переглянулись и, выскочив из своих укрытий, принялись торопливо сматывать край сети-западни.
— Вот и ладненько, вот и молодцы, — приговаривал воробей, наблюдая за их спорой работой.
Он заглянул в щель, позвал:
— Давай, малыш, вылезай. Только осторожно: к паутине не приклейся.
Удивленыш, ошеломленный внезапным освобождением, осторожно протиснулся в прореху.
Чиврик помог ему больным крылом, опять вспомнил про злодея Наплевателя и его слуг и, изловчившись, клюнул зазевавшегося паука.
— Очень даже вкусно, — с удовлетворением отметил воробей и, склонив голову, заглянул в щель. — Теперь, извиняюсь, долг мой наполовину уменьшился… Но мухи за мной. По первому требованию, господа толстобрюхие.
Он повернулся к Удивленышу, подмигнул:
— Полетели?!
ЧТО ЗАДУМАЛ НАПЛЕВАТЕЛЬ?
Они опустились посреди площадки.
— Вот! — не без гордости заявил Чиврик, указывая крылом на Удивленыша. — Жаль, я раньше не знал, что существу-облачку нужна помощь. Оказывается, помогать в беде так приятно.
Ржавые, для которых еще не наступил Час Жизни, обласкали взглядами Удивленыша. Ужасная Клементина восторженно прошептала:
— Какой он прекрасный! Беленький… То есть розовый. Нет, кажется, голубой… И такой невесомый… Ква!
Существо-облачко понравилось Ржавым. Воздушное, легкое, но с ножками и ручками, похожими на крылышки. Как будто сотканное из кружев инея. Голубые глаза Удивленыша были распахнуты широко-широко, словно он хотел сразу все увидеть и запомнить.
— Я — любимый зверь твоей хозяйки, — с гордостью представился существу-облачку Куровосьминог. — Это она придумала мне имя.