И снова — так, во всяком случае, представлялось многим — произошло чудо, иначе это не объяснишь. В ту ночь (словно сам бог поместил их там) у самой фальшивой стены расположились два семейства — Констанции Мурикатти и Альфредо дель Пургаторио, которые решили пожениться. Эти два семейства с помощью простынь, одеял и кусков парусины, которыми накрывают на повозках виноград, соорудили две большие, диковинного вида восточные палатки. В одной из них женщины сидели и шили наряд для невесты, а заодно и праздничные платья для себя. В другой — пели, плясали и пили мужчины. Люди очень веселились и очень шумели, потому что все были рады этой свадьбе. Семейство Мурикатти давно примирилось с мыслью, что никто никогда не женится на их Констанции, а Пургаторио давно примирились с тем, что только чудо может заставить Альфредо, человечка очень маленького и очень застенчивого, предложить женщине разделить с ним постель.
Когда за фальшивой стеной взорвалась первая бутылка, двое или трое немецких солдат, бросив карты, повернулись и посмотрели в глубину погреба.
— Что там происходит? — спросил ефрейтор Хайнзик. Кто-то из Бригады Веселого Досуга подмигнул ему.
— Праздник начался, — сказал он. — Открывают бутылки. Сегодня тут будет на что посмотреть.
Солдатам послали вина, а немного спустя, когда заиграла музыка и начались танцы, мы поняли, что спасены. Вначале была всего одна мандолина и один аккордеон, но, так как стало ясно, что это можно использовать в качестве звуковой завесы, Бомболини приказал всем музыкантам города играть. И вот появились тамбурины, какой-то старик с дудкой и Капоферро со своим барабаном. А потом все пели, плясали, хлопали в ладоши. Если прижать ухо к стене, то можно было услышать, как время от времени там рвутся бутылки. Но услышать это можно было только так.
К девяти вечера танцоры, проработавшие весь день в виноградниках, притомились, да и действие вина начало сказываться, и музыкантам захотелось передохнуть. Но Бомболини был начеку.
— Играть!.. Плясать! — прикрикнул он на мужчин и женщин. — Петь! — велел он нам. — И чтоб при этом хлопать в ладоши!
— Мы больше не можем, — взмолился Томмазо дель Пургаторио. — Мы все ноги отплясали.
— Придется плясать — так надо, — сказал мэр. — Судьба всего города зависит от вас.
— Да смотрите, чтоб было видно, что вам весело! — добавил Пьетросанто. — Никаких вытянутых рож!..
Настало одиннадцать часов, когда обычно все уже давно спят, но на этот раз еще шел пляс вовсю. Только теперь плясали по очереди — танцоры сменялись каждые четверть часа, и, если умолкала мандолина, сильнее гремели тамбурины, а по барабану Капоферро били тяжелыми деревянными ложками. Около полуночи, прогуливаясь по Народной площади, капитан фон Прум услышал звуки веселья и спустился вниз посмотреть, что происходит. Сколько времени он стоял у входа в Большую залу и смотрел на нас, трудно сказать.
— Что-то непохоже, чтоб им было весело, — произнес наконец капитан.
— Просто они устали, но вот увидите, у них появится второе дыхание, — сказал Бомболини.
Пьетросанто и еще несколько человек зашли за одну из палаток и отдали приказ.
— Извольте улыбаться! — велели они. — Прыгайте повыше. И не забывайте: вам весело! — предупредил Пьетросанто.
— Вот видите, — сказал Бомболини. — Они и оживились. Теперь всю ночь будут плясать.
И они плясали.
— Народ у нас любит веселье, — пояснил утром Бомболини фон Пруму. — Это традиция в Санта-Виттории. Так может продолжаться целыми сутками — днем и ночью, ночью и днем, пока жених и невеста не выбьются из сил и не перестанут стесняться друг друга. Тогда их положат в постель, где они иной раз проспят целые сутки, а то и двое, но зато, когда проснутся, они уже не чужие друг другу.
— Может, оно и не очень красиво так поступать, — заключил Бомболини, — да зато действует.
— А как же работа? Ведь человек не может плясать день и ночь напролет и в то же время работать?!
— Ну при чем тут работа, когда надо по-красивому поженить людей? — удивился Бомболини.
— Ох, эта итальянская манера мыслить! — сокрушенно вздохнул капитан. — Начал фразу как реалист, а кончил такой романтикой!
— Какая же это романтика — самая что ни на есть правда жизни, — возразил Бомболини. — Это способствует росту населения. Дает нам новых виноградарей.