В день снятия пробы с вина начинается праздник урожая, и начинается он с раннего утра. Если вино хорошее и его много, праздник будет веселым, даже буйным и безудержным. Но если вино оказалось жидкое и урожай плохой, праздник может получиться печальный, даже с примесью горечи.
Первые дни сбора урожая все работают. Бомболини идет на виноградники и потеет. Витторини тоже. А в этом году даже Роберто, хотя нога у него еще болела, работал вместе с Розой, Анджелой и всем семейством Казамассима от зари дотемна, — трудился так упорно, что временами казалось: сейчас он умрет. Впрочем, сама по себе работа ему даже нравилась, хоть он и валился с ног от усталости. Ему приятно было держать в руке тяжелые гроздья спелых ягод, нравилось работать бок о бок с Анджелой, вместе потеть под октябрьским солнцем, вместе подниматься прохладным вечером в гору. Как-то раз, когда он стоял рядом с ней в тени виноградных листьев, его рука вдруг очутилась на ее бедре, потом обвилась вокруг талии, и он поцеловал девушку в затылок, — она не повернулась и не отстранилась, даже не шелохнулась.
— Ты не должен этого делать, — только и сказала она.
— Почему? Мне очень захотелось тебя поцеловать.
— Мы здесь так себя не ведем. Парень может позволить себе такое, только если он собрался жениться на девушке.
В эту минуту он ничего ей не сказал, но потом, как бы между прочим, заметил, что, возможно, и женится на ней.
— Нет. — Она указала на свои босые ноги. — Американцы не женятся на девушках, которые ходят босиком. А потом, что я там у вас буду делать? Я ведь умею только собирать виноград.
— А в кино ты умеешь ходить?
— Да.
— Так вот, будешь ходить в кино. Захочешь, можешь сидеть в кино хоть весь день, а по вечерам — слушать радио.
Она немного подумала.
— Нет, мне это не понравится. Я люблю собирать виноград.
— Да я же шучу с тобой. Люди в Америке занимаются не только этим. Ты все-таки подумай.
— Мне нравится собирать виноград. И мне нравится здесь.
— А ты все-таки подумай.
Решив возместить отсутствие тех, кто побывал в руках у эсэсовцев, фон Прум послал нескольких солдат работать на виноградниках. Кое-кому из них уже приходилось собирать виноград, и они неплохо справлялись с делом. Роберто, заметив, как ефрейтор Хайнзик смотрит на Анджелу, когда она наклоняется, выпрямляется, тянется за гроздьями, вдруг почувствовал, что ему хочется прикрикнуть на него. Но он сдержался и продолжал работать.
В виноградниках царило оживление. Никто не мог припомнить, чтобы виноградины были когда-нибудь такие налитые, такие тяжелые, а гроздья — такие большие. Корзины с виноградом тоже были тяжелые, как никогда, и прессы не успевали с ним справляться, так что приходилось работать в давильне до поздней ночи при свете, который давал Лонго, несмотря на угрозу бомбежек с воздуха. Целый день густой сок бежал из-под прессов по желобам в бочки, и они наполнялись быстрее обычного. Вина было много и все знали, что если при этом оно еще окажется хорошим, то год выдастся такой, какого и не упомнит никто в Санта-Виттории.
Люди были возбуждены и от души веселились; ведь по мере того как текло вино — а тысячи галлонов вытекли из-под прессов и уже сто тысяч галлонов пробежало по деревянным желобам в бочки, — все яснее становилась разгадка тайны и ответ на первую часть вопроса: есть в Санта-Виттории вино или нет; все это происходило на глазах у немцев, но они ничего не видели, потому что глаза Их непривычны к вину.