Из «Рассуждений» Итало Бомболини!
Народ обязан заниматься своим делом. Правительство обязано помогать ему в этом.
Это главное в политике — как мука в макаронах.
Вдохновенный правитель, настоящий государь, сколь бы ни был он велик, — это только соус к макаронам.
Через две недели после того, как Итало Бомболини принял на себя обязанности мэра Санта-Виттории, все — за исключением священника Поленты, который презирал его, и каменщика Баббалуче, который никак не мог заставить себя видеть в нем мэра, — признали, что Бомболини — это правитель, что он прирожденный правитель, что он правитель по натуре. А временами это был даже вдохновенный правитель.
Короче, по его же собственным словам, это был «соус к макаронам».
Он так естественно держался в роли правителя и так изящно захватил власть в свои руки, что люди, которые всего две недели назад произносили его имя не иначе как с приставкой «шут» или «дурак», внезапно осознали, Что всегда подмечали в Бомболини черты вождя.
«Помнишь, как он помешал Джованетти убить свою жену — заговорил ему зубы, а сам тихонько отнял у него мотыгу? Я тогда сразу себе сказал: «Может, он и выглядит, как шут, но у него душа вождя». Вот что я тогда сказал. Так что прямо говорю: я первый это в нем увидел».
Каждый по-своему открывал для себя Бомболини. Под конец даже Баббалуче вынужден был признать, что у торговца вином обнаружились качества, по меньшей мере удивительные.
— Только это ненадолго, — говорил каменщик. — Сей час он на подъеме, да еще ему везет. Но дайте срок. В этой толстой скотине сидит шут, и шут этот рано или поздно вылезет наружу, потому что шут — как он есть шут, так шутом и останется.
Были и другие маловеры — из стариков, которые считали, что на земле ничего нет, кроме голода, тяжкого труда и смерти, да и быть не может. «Он скоро утихомирится, — говорили они. — Есть ведь такая поговорка: «Осел — не лошадь, долго не пробежит», — но, поскольку Бомболини все продолжал бежать, даже старики начали стыдить Баббалуче.
— А осел-то все бежит, — приставал кто-нибудь из них к каменщику. — Может, он вовсе и не осел, а лошадь.
— Осел есть осел и ослом останется, — ответствовал Баббалуче. Дайте срок. Увидите, как вылезут его длинные уши.
С самого первого дня Бомболини, казалось, нутром чувствовал, в каких случаях что надо делать. На другой день после того, как Витторини вручил ему медаль мэра, группа жителей пересекла площадь и направилась к Дому Правителей, намереваясь потребовать, чтобы Бомболини оставил свой пост и уступил свое кресло кому-нибудь другому, кто не разорит город.
«Ну ладно, Итало, — хотели они по-доброму сказать ему, — шутки в сторону: повеселились и хватит. А теперь давай-ка пораскинем мозгами и выберем себе правителя».
Но в тот день они не нашли Бомболини. Его не было нигде. И только когда они наконец отправились трудиться на виноградники, Бомболини вышел из своего укрытия, чтобы заняться делами города.
Он велел подмести улицы. Он велел починить и вычистить фонтан, заросший мхом и плесенью, — выбрать из него все битое стекло и картофельные очистки, которые плавали в воде. На третье утро люди проснулись и обнаружили, что за ночь все старые лозунги в Санта-Виттории были заменены, На Народной площади висел раньше призыв:
ВЕРЬ
ПОВИНУЙСЯ
СРАЖАЙСЯ
Вместо этого теперь было начертано:
МОЛЧАНИЕ
СПОКОЙСТВИЕ
ТЕРПЕНИЕ
Три великие добродетели итальянского народа.
На службе народа мэр (подпись) Итало Бомболини
На полуобвалившейся стене часовни Благословенной грозди вместо старого фашистского лозунга «ВСЕ МНЕ НИПОЧЕМ» теперь значилось:
НАМ ДО ВСЕГО ЕСТЬ ДЕЛО
К призыву, который многие годы висел в Верхнем городе:
ЖИВИ РИСКУЯ
Д'Аннунцио
Бомболини добавил
НО ЕЗДИ ОСТОРОЖНО
Бомболини