— Не очень-то многому научишься ты в своей академии, — сказал ему итальянский часовой. — Она закрылась.
Фабио равнодушно пожал плечами, и они пропустили его в город.
— Смотри, черт тебя раздери, зарегистрируйся утром в полицейском участке! — крикнул ему часовой, но Фабио сделал вид, что не слышит.
Весь город, казалось, был забит грузовиками и бронетранспортерами, выстроившимися у стен домов; в некоторых грузовиках под маскировочными сетками спали солдаты. Порой кто-нибудь из них кричал что-то Фабио по-немецки, но он не слушал. Он направился прямо к своему pensione, где снимал комнату вместе с двумя другими студентами, и обнаружил, что там тоже немцы.
— Какого черта ты тут околачиваешься? — обрушилась на него хозяйка пансиона. — Ты что, не слышал про комендантский час, не знаешь, что тут творится? Убирайся из города, пока цел, и носа сюда не показывай.
— А где мои книги?
— Они сожгли их. Готовили себе на них еду. Жгли страничку за страничкой.
— И вы их не остановили? Она рассмеялась ему в лицо:
— Тогда бы они спалили мою мебель. Я сама им сказала: жгите. Слишком уж много книг ты читал.
Фабио пошел куда глаза глядят. Потом решил добраться до дома Гальбиати — своего наставника, которого он очень любил и который любил его. Он спустился по Корсо и вышел на площадь Фроссимбоне. Солдаты, сидевшие в темноте у порога домов, окликали его, но он продолжал идти, не прибавляя и не убавляя шага. Когда человек утратил смысл жизни, ему уже все нипочем. На другой стороне площади, под электрической лампочкой, затененной сверху щитком, было вывешено какое-то объявление. Несколько немецких офицеров и рядовых толпились перед объявлением, переговариваясь и делая пометки у себя в блокнотах, и Фабио направился через площадь прямо туда.
Объявление оказалось большой, аккуратно вычерченной картой монтефальконского района, и на этой карте, разделенной на десять секций и двадцать подсекций, были обозначены названия всех городов и деревень, подлежащих оккупации в течение ближайших дней. Были указаны все оккупационные части, день операции и час, когда та или иная часть должна прибыть на место. Даже несмотря на свое подавленное состояние, Фабио не мог не оценить скрупулезности, с какою была проделана эта работа.
Сан-Пьетро подлежал оккупации на следующее утро. Гарафану и Маджиори надлежало занять после полудня; Сан-Рокко-дель-Лаго — послезавтра вечером. Санта-Виттория и Скарафаджо находились в секции «R», подсекциях 5 и 6. Немцы должны были прибыть туда в среду, в 17.00.
Через три дня. Даже меньше чем через три дня. В пять часов пополудни. Самое скверное время. «Как часто различные события случаются в это дурное время», — подумалось Фабио.
«Ничего, у них еще почти три дня, — сказал себе Фабио. Ему показалось, что он произнес эти слова вслух. — Вот и пусть теперь звонят в свой пробковый колокол, встречают немцев».
Проходя маленьким сквериком в центре площади, он услышал какой-то шум в кустах и девичий крик.
— Не трогай меня! — кричала девушка. — Ты обещал! Ты дал слово моей матери.
— Ах ты сучка! — произнес мужской голос. Слова были сказаны по-итальянски, но говорил немец, и Фабио услышал, как он ударил девушку; она упала среди кустов на землю, а немец побежал.
— Слушай, перестань реветь, — сказал Фабио.
Он не видел, где она лежит, но всхлипывания прекратились, а когда он подошел ближе, ее уже не было. «Так им и надо, этим девчонкам, которые гуляют с немецкими солдатами!»— подумал Фабио, хотя и знал, что иной раз солдаты приходят в дом и забирают девушку у родителей, а те боятся им отказать. И тогда им ничего не остается, как уповать на бога и на то, что немец окажется порядочным и не обидит их дочь.
— Боже милостивый! — произнес Фабио вслух. Анджела! Они сделают это с Анджелой. И он тут же понял — совершенно так же, как в ту минуту, когда увидел Бомболини на лесенке водонапорной башни, — понял, что он должен сделать. Он должен вернуться в Санта-Витторию и предупредить их. Теперь, когда ему было уже не все равно, он почувствовал, как громко колотится у него сердце. Он весь дрожал от волнения, но в голове сразу прояснилось, и он уже знал, что ему надо делать. Никем не замеченный, он пересек площадь, свернул в темный узкий переулок, потом в другой и в третий, стараясь держаться подальше от Корсо и углубляясь в рабочий район города. Он отыскал дом, который был ему нужен, и, когда на его стук в дверь никто не отозвался, постучал в окно; на это тоже не последовало отклика, и он уже хотел уйти, как вдруг ставни распахнулись, и Фабио показалось, что на женщине, стоявшей за окном, нет никакой одежды. Фабио опустил глаза.