— Ну что? Теперь тебе уже ясно, в чем суть? Роберто вынужден был признаться, что ему по-прежнему ничего не ясно.
— Ладно, давай поешь, тебя осенит тогда. — Бомболини зачерпнул полную ложку горячего поджаренного лука и полил кипящим маслом ломоть хлеба, и тут Роберто рассказал ему, что Малатеста отвела Туфу к себе домой.
— А ты знаешь, что у них там всего одна кровать, известно тебе это? — спросил Бомболини.
Роберто покачал головой.
— Одна кровать. Ты можешь вообразить себе такое? — сказал Бомболини. — Малатеста сожительствует с Туфой! Ты даже не понимаешь, что это значит. Это революция. Весь мир вверх ногами. Туфа сожительствует с Малатестой в доме Малатесты!
— Откуда ты знаешь, что они там делают? — сказал Роберто.
И снова Бомболини поглядел на него как на дурачка.
— Они же лежат в одной постели, разве не так? Каждый итальянец свято убежден, что любой мужчина,
оказавшись в одной постели с любой женщиной, будет ею обладать, даже если ни он, ни она не испытывают влечения друг к другу, — просто мужчина слаб и не в состоянии противиться зову природы… И ни один суд в Италии никогда не поверит, что может быть как-то иначе.
Роберто смотрел, как мэр вытирает оливковое масло с подбородка и со щек, и только тут заметил, что из глаз его бегут слезы — бегут тихо и упорно, в то время как челюсти так же упорно пережевывают пищу. Когда последний кусок хлеба и последняя луковица были уничтожены, Бомболини снова повернулся к Роберто.
— Не обращай внимания, — сказал Бомболини. — Но скажи мне, Роберто, скажи мне только одно: что мне делать
— Что-нибудь подвернется. Ты только не прозевай.
— Американцы всегда так говорят, — сказал Бомболини.
— Хочешь теперь послушать мою историю?
Бомболини утвердительно кивнул, и Роберто рассказал ему историю, которую он слышал от солдата из Арканзаса.
Один человек, охотясь на медведя, вышел на большую открытую поляну, и вдруг у него отказало ружье. На поляне не было ни дерева, чтобы на него залезть, ни камня, за который можно было бы спрятаться, ни пещеры, в которой можно было бы укрыться, и тут из леса на поляну вышел огромный разъяренный медведь и пошел прямо на охотника. Охотник был уже на волосок от гибели и едва уцелел, сказал Роберто.
— Как так — едва уцелел? Что же он сделал?
— Он залез на дерево.
— Но ты как будто сказал, что там не было дерева.
— В этом-то все и дело, там должно было быть дерево, оно должно было там быть.
Бомболини, в почтительном молчании прослушавший всю историю, покачал головой и состроил гримасу.
— Вот в чем разница между нами, Роберто. Ты считаешь, что выход должен быть. А мы думаем иначе. Из века в век жизнь учила нас другому. В этом вся суть. Выход есть далеко не всегда. Когда-нибудь и твоему на роду придется это понять.
И мэр снова заплакал, слезы снова заструились по его застывшему лицу, и Роберто невольно отвернулся.
— Видишь, так же ведь получилось и с твоим предложением, — сказал Бомболини. — Чем, казалось бы, плохо придумано — спрятать вино, а вот ничего не вышло.
Он произнес это с оттенком осуждения, и Роберто рассердился: выходило так, словно Америка была виновата в том, что вино сейчас валялось на площади.
— А что ж, конечно, неплохо придумано, только надо было спрятать его туда, куда я сказал… — проворчал Роберто.
— Куда это «туда»?
— Туда, куда я тебе советовал, — сказал Роберто. — Может, тоже ничего бы не вышло, но попробовать стоило.
Бомболини очень не хотелось углубляться в этот вопрос. Он уже начинал привыкать к мысли, что никакими силами не спасти вино. Он уже свыкся с чувством поражения и находил в нем какую-то горькую усладу; ему очень не хотелось продолжать этот разговор.
«— Куда? — еле слышно снова спросил он. Вопрос прозвучал так же тускло, как пробковый звон колокола.
— В старые римские погреба.
Бомболини ничего не ответил. Его вдруг одолела зевота.
— У подножия горы, под виноградниками, — сказал Роберто. — Там ведь два винных погреба.
— Два винных погреба, — повторил мэр.
— Надо спрятать вино во второй погреб и замуровать его там.
— Замуровать там… — Голос мэра звучал по-прежнему тускло, но уже тоном выше.
— Ну да. Так, чтобы это было похоже на старую кладку. Замуруй там вино, — сказал Роберто. — На месте входа во второй погреб возведи фальшивую стену.
Бомболини долго молчал — так долго, что Роберто уже начал терять терпение.