Почему вдруг именно это лукавое присловье стало тревожить его память в момент безысходной тоски? Непонятно. Глупо.
А и Б сидели на трубе…
Господи, до чего же ноет в груди.
Тридцать три года. Много это или мало? Если считать только годы взрослой жизни, конечно, мало. Но и достаточно много, чтобы понять, что ты — неудачник.
Но, прокручивая, словно киноленту, дни и годы жизни, он отчетливо видел, что грешно винить в своей неудачливости судьбу.
Года три назад тетка Зина писала из Загорска:
«Вот и слава богу, Юрочка, все у вас с Аней как у людей, все наладилось: и дочка, и квартира в Москве, и работа у обоих чистая. Теперь я спокойна за тебя».
И действительно, вроде бы все обстояло вполне благополучно. Что еще людям надо? Не к этому ли все стремятся?
Но почему же тогда тоска точила и точила его, и доточила в конце концов до чахотки? Каштан никогда не предъявлял чрезмерных требований к жизни. И судьба его складывалась нелегко. Он рано остался без родителей. Жили они в поселке торфяников в Подмосковье. От этих первых лет жизни у Юры осталось лишь несколько смутных отрывочных воспоминаний. Почему-то запомнилась швейная машина на столе, связки лука на стене. Подполье, которое страшило его чернотой и жутью. И еще он помнил тягучую мглу, гарь, затянувшую все вокруг, когда горел торф. Эта горечь от дыма жгла горло. И Каштан ощущал ее даже много лет спустя.
Рос он у двоюродной тетки в Загорске, учился там в школе-интернате.
Давно когда-то Каштан прочитал книгу известного полярника и особенно запомнил размышления автора о человеческом счастье. Мужчина с полным основанием может считать, что судьба состоялась, жизнь удалась, если будут выполнены два непременных условия. Во-первых, он должен заниматься любимым делом. А во-вторых, необходимо, чтобы ему повезло со спутницей жизни, с женой.
Поступая в институт, Каштан был убежден, что архитектура — его призвание. Учился он с удовольствием. На третьем курсе его проект автовокзала для районного города был высоко оценен на кафедре. Как и другие студенты, он мечтал, что будет проектировать новые города, проспекты, стадионы, дворцы. А иначе зачем идти в зодчие? Но вот уже десять лет он числится в учреждении, которое называется архитектурно-проектная мастерская № 4 треста Гражданстрой. Десять лучших лет проторчал в громадном, заставленном кульманами зале, в котором духота сменяется сквозняками. Постылая череда рабочих дней, похожих один на другой… Чертежник с высшим образованием, вот он кто. Выполняет малоинтересные задания, обрабатывает нескончаемую вереницу безликих деталей. Серые лица коллег. Наигранная бодрость начальника. В первые годы Каштан делал попытки творческого подхода к заданиям. Это вызвало раздражение бодрого начальника. Прекратил.
Тощая зарплата, скромная должность и никакой надежды на перемены. Но самым скверным было, пожалуй, то, что и дома-то он перестал заполнять альбомы эскизами, набросками, забросил рисование и живопись… И теперь Каштан не знал, как бы ответил на вопрос, занимался ли он в жизни любимым делом.
Впрочем, и на второй вопрос, о спутнице жизни, он также затруднился бы дать внятный ответ. Женился ненароком, почти по инерции. Познакомились они с Аней в подмосковном совхозе, где студенты копали картошку. Аня была худенькой, бесцветной, тихой девушкой. Каштана подкупило, что она начисто лишена кокетства. В ней не было ничего показного, нарочитого. Скромность ее оказалась естественной.
Чтобы быстрее получить жилье, Аня после окончания института пошла работать в строительную организацию. Квартиру им дали в пятиэтажном блочном доме, построенном еще в пятидесятые годы. Но и это было благом. Как-никак, а свое гнездо. Потом родилась дочурка. Жизнь текла по привычному руслу, и с годами все отчетливей приходило ощущение, что брак неудачен. Вроде бы и не было причин для ссор, но размолвки учащались, возрастало раздражение, усиливался холодок в отношениях.
Одно время Каштану казалось, что беда кроется в душевной глухоте Ани. Потом понял, что все гораздо проще. В их браке не хватало сущего пустяка — любви. Тут уже ничего нельзя было поделать.
Возникло чувство вины перед Аней. Когда-то он думал по формуле: стерпится — слюбится. Придет привычка. Но получилось — хуже некуда. Произошло омертвление их супружеских связей.
Поэтому, когда в его легких обнаружили туберкулезный процесс, он не очень-то и удивился. Жизнь мстила за грехи и за ошибки.
И вот теперь ему зябко.
…А и Б сидели на трубе. А — упало, Б — пропало. Кто остался на трубе?
2 …И УВИДЕЛ ПАСТУШОК, ЧТО ОКНА — НЕ ЗОЛОТЫЕ