— Это я с перепугу смеялся, — заметил шофер, — А сам от страху дрожал. Но приходилось перед вами, Полина Александровна, форс держать.
Юрин наконец справился с волнением и сказал:
— Рад вас видеть, Полина. Я, честно говоря, растерялся. Простите, ради бога. Сейчас я быстренько чай приготовлю. Обождите минутку!
Он метнулся в свою каморку, вернулся с полотенцем, подал Полине. Снова убежал.
Володя, натягивая сапоги, врастяжечку произнес:
— Ну, стало быть, у меня опять завтра рейсик на Чагу. Так что, пожалуйста, Полина Александровна, располагайте.
— Спасибо, Володя. Непременно поеду с вами. Переночую, а завтра — обратно.
— Вот и ладно. Всего вам хорошего!
— Спасибо, Володя.
Малков ушел.
Появился в сенях Каштан и сказал:
— Идемте ко мне. Прибрал как мог. И пусть вас не смущает моя келья.
Когда они оказались в тесной каморке вдвоем с Полиной, Юрий вновь заметил выражение виноватости, смущения и грусти на ее лице.
— Я приехала, Юра, чтобы попрощаться, — тихо проговорила Полина. — Через три дня мы с Леночкой уезжаем к себе домой, во Владивосток… На Аракутан я решила не возвращаться, потому что все там будет напоминать мне о Викторе. Во Владивостоке у меня квартира. Буду работать в морской поликлинике. Я уже списалась с ними… Вот. Что еще я хотела тебе сказать, Юра? Меня огорчило, что ты сбежал не попрощавшись. Я говорю это не в упрек. Каждый человек волен поступать по-своему. Просто мне было тяжко все это время.
— Простите меня, Полина. Я действительно поступил по-свински. Мой дурацкий характер всему виной…
Но я все время вспоминал о вас с теплом и благодарностью.
— Знаю, Юра. Я это чувствовала. Иначе бы не приехала.
Ливень внезапно прекратился. Клубящиеся тучи унесло в сторону моря. И скоро даже и следа от них не осталось. Небо стало синим. Засверкало солнце. Белесый дымок поднимался от земли.
Полина заметила на тумбочке стопу ватманской бумаги. На верхнем листе — рисунок, изображавший оленя в прыжке. Полина потянулась к стопке и спросила:
— Можно взглянуть?
Каштан пожал плечами:
— Пожалуйста. Это наброски. Рука отвыкла рисовать. Задубела. Ничего не получается. Понимаете, в олене столько грации, столько музыки в каждом движении. Гармоничность. А на бумаге — бездарная школярская линия. Обидно.
Полина перебирала листы. Один из рисунков рассматривала особенно долго:
— А вот здесь, по-моему, удалось поймать движение. И поворот головы, и глаза переданы удивительно. Они живые.
Он вздохнул:
— Когда увидите оленей в натуре, то поймете, как это убого.
Они шли по оленнику, и Полина говорила:
— Ты опять поразительно изменился, Юра. Снова вижу тебя совсем другим.
— И какой же я сейчас?
— Так тебе и скажи, — улыбнулась она.
— Но все-таки?
— В тебе появилась ладная мужицкая надежность. Веет хорошим мускульным потом. Понимаешь? Ты стал бронзовым. Вон даже походка крепкая, обстоятельная… Не верится, каким я тебя видела в марте.
Каштан водил Полину по оленнику. Познакомил со своими товарищами.
Потом на свиридовском мотоцикле повез к морю.
Мотоцикл, неистово ревя мотором, вылетел из распадка на побережье. Земля здесь нависала над океаном. Через ворога залива морские воды уходили в беспредельность.
Безлюдный пляж усеян выброшенными морем корягами. Залив был пустынен.
Полипа и Юрий сели на песок. Она сняла каску, и ветерок шевелил ее волосы. Каштану хотелось погладить их, но он не решался.
Полина задумчиво вглядывалась в морскую даль. Он спросил:
— Может, искупаетесь?
Она помотала головой.
— Накупались мы с тобой, Юра. На всю жизнь.
Он погладил ее руку. Она не шелохнулась. И он стал негромко рассказывать ей о своей прошлой жизни, о болезни, о бегстве из дома, о том, с каким намерением попал на Аракутан.
Она слушала, не перебивая. Потом сказала:
— Как странно. Спасая меня, ты спас и себя. Подарив жизнь мне, вернул жизнь себе… До чего же сплелись наши судьбы!.. Но, знаешь, Юра… будь я верующей, решила бы, что спасение и исцеление тебе даровано свыше… Тут много непонятного. Какая-то тайна…
Когда вернулись в оленник, Свиридов позвал их к себе обедать. Жена его и дети с любопытством разглядывали гостью.
Полина была оживлена. Чувствовалось, что ей очень понравились Свиридовы.
— А где же вы, милая, ночевать будете? — обеспокоилась жена Свиридова. — Не на пантоварне же, у этого шалапута Сереги?! Хотите у нас?
Полина взглянула на Каштана. Он сказал:
— На ночлег хочу устроить Полину Александровну в павильон, на свежее сено.