Таким образом, Каштан «легализовался» и вновь обрел гражданский статус. У него появилась трудовая книжка, и отныне он числился в штатном расписании и финансовых ведомостях. После столь долгого перерыва получил зарплату.
Когда Юрий спрашивал себя, почему он не делает попытки вернуться к своей профессии, то сам же и отвечал: если бы меня тянуло в архитектуру, то я бы, не колеблясь, занялся ею. Тем более что здесь, на Дальнем Востоке, большая нужда в нашем брате. Но даже намека на желание вновь засесть за кульман пока не возникло.
Почему произошло такое, он не знал. Однако в нем созрела твердая убежденность: отныне никогда не станет принуждать себя заниматься постылым, чуждым ему делом.
Юрий пока что не в силах был заставить себя написать Ане о выздоровлении. Пугало возможное вторжение жены в нынешнюю его жизнь. Но он был убежден, что время постепенно само расставит все на свои места.
Юрий часто вспоминал Полину. Мысли об этой женщине по-прежнему тревожили его. Порой подступало острое желание увидеть ее. Был даже момент, когда он готов был, бросив все, поехать во Владивосток и остаться с нею.
В его причудливой дальневосточной биографии особенно приметным и странным событием была, конечно, встреча с Полиной. Тут перемешалось все — горечь и радость, ласковое чувство и печаль.
Он не раз вспоминал: когда прощались в оленнике, Полина упорно молчала. Но перед тем как сесть в автомобиль, грустно сказала:
— Я только сейчас осознала, Юра, что меня гнетет: оказывается, ты ни разу не сказал мне слова «люблю».
Она открыла дверцу, поднялась в кабину, захлопнула ее. И грузовик рванул с места.
И в самом деле, Каштан никогда не говорил Полине о любви. Но что он мог сказать ей, если и сам не мог разобраться в своем чувстве?
Быть может, отношения с Полиной в будущем могли сложиться естественно и светло. Если бы не одно обстоятельство. Отдавая ключ от владивостокской квартиры, Полина не предполагала, конечно, что этим искренним для нее шагом она воздвигла неодолимую преграду на пути к совместной жизни.
Для Каштана этот жест означал, что проект его будущего составлен другим человеком. А он после того, как случай подарил ему вторую жизнь, не мог допустить, чтобы в этой новой жизни обстоятельства или люди, даже самые дорогие, оказывали влияние на его судьбу.
Судя по двум печальным письмам, Полина понимала, какие сомнения тревожат Юрия.
«Не беспокойся, милый, не переживай, — писала она. — Я никогда, слышишь, никогда и ни при каких обстоятельствах не буду навязывать себя, призывать, убеждать или тем паче принуждать тебя быть рядом со мной, хоть и люблю тебя невыразимо, преданно, всем сердцем. Хоть и убеждена, что мы с тобой созданы друг для друга… Не чувствуй себя обязанным передо мной. Любовь к тебе настолько наполняет меня и помогает мне жить, что я благодарна тебе уже за то, что ты есть… И об одном лишь тебя прошу, родной мой, непутящий мужчина: пиши мне, ради бога, хоть изредка. Пиши. Пусть хранит тебя твоя звезда. Полина».
Звезда хранила Каштана в течение шести долгих месяцев — от сентября до февраля.
Полеты над Приморьем начались, когда сентябрь щедро расцветил горную тайгу осенними красками. Это было подлинное буйство красок. Юрий глаз не мог оторвать от лесов, окрашенных в багряный, пурпурный, коричневый, желтый и зеленый цвета…
Еще в детстве, часами наблюдая за движением облаков, Каштан мечтал оказаться в небесной выси и вместе с облаками плыть над землей. В какой-то мере эта мечта сейчас осуществилась. Перед ним развертывалась грандиозная панорама хребтов и ущелий, скальных россыпей и долин, суровых каньонов и могучих рек.
На тысячи километров раскинулось это безмолвное и безлюдное пространство. От его необъятности и суровой планетарной красоты захватывало дух.
Во время полета однажды всплыла в его памяти вычитанная где-то фраза о простом русском мужике, который много лет назад в лаптях, с одним топоришком за поясом, через тысячи верст «до Тихого океана допер».
Сейчас, охватывая взглядом раскинувшийся внизу край континента, Юрий поражался неукротимости предков, сумевших сотни лет назад одолеть горные кряжи и реки, продраться сквозь таежные чащобы и болота, чтобы в немыслимой дали от родного дома основать здесь поселения, рудники, порты…
И еще он думал о том, что у горожан, закрученных и замороченных деловой суетой будней, поглощенных своими каждодневными заботами, утрачивается столь необходимое людям чувство причастности к реальному миру планеты. Картинка на телевизионном экране воспринимается умозрительно, да и журнальные иллюстрации выглядят, по существу, абстракцией.