— И я стану батором?
— Если будете слушаться дедушку и меня.
— Чего не сделаешь ради того, чтобы стать батором, — вздохнул Каштан.
Позы оказались пельменями громадных размеров. Их надо было надкусывать, выпивать горячий мясной сок, а уж потом съедать необыкновенно вкусное содержимое. Но больше трех штук Юрий одолеть не смог.
Когда Каштан начал рисовать Оюну, она сказала:
— Если вы потребуете, чтобы я сидела истуканом, не моргала и не дышала, то сразу вам заявляю — не смогу.
— Можешь не только моргать, но и курить трубку, показывать мне язык, демонстрировать фокусы, декламировать стихи, петь. Кстати, у тебя должен быть прекрасный голос.
— Пение в больнице расценят как хулиганство. И будут правы… Кто же тогда будет готовить дедуле баранину с лапшой?
— Ну, извини, Оюна. Я просто забыл о последствиях.
— О баранине?
— С лапшой, — кивнул Юрий.
Быстрыми движениями он делал наброски. Глаза. Очень важно было уловить необычность глаз. Особенность озорного взгляда.
Пока он рисовал, Оюна негромко читала стихи:
— Оюна, — сказал Каштан, — как только растает снег и степь зазеленеет, сходим туда, и ты покажешь мне траву ая-ганга?
После долгой паузы Оюна сухо сказала:
— Каштан-ахай! Медсестре Сахьяновой поручено провести с вами в больнице курс лечебных процедур. Прогулка в степь вдвоем не входит в этот курс. Возможно, потому, что местные жители восприняли бы такую прогулку не совсем как лечебную процедуру.
— Прости, девочка, я не подумал. Пожалуйста, прости.
Юрий по-прежнему работал в быстром темпе. Сделал три листа. Принялся за четвертый. Вместо угля взял карандаш. Вновь стал набрасывать линии. Он остался доволен двумя эскизами. На одном Оюна получилась задумчивой, а на другом удалось схватить динамичный поворот головы и озорной искрящийся взгляд.
— Как сказал бы мой папа, — заметила Оюна, — помесь рыси, козы и ласточки в одной оболочке.
— Очень верно сказано! Очень. А кстати, кто они, твои родители?
— Живут в Улан-Удэ. Папа — певец, солист оперного театра. А мама — главврач больницы.
— Почему же…
— Почему я не осталась в городе? Почему сбежала из ленинградского балетного училища? Почему не прислушалась к заклинаниям матери и приехала сюда, в улус? Задайте такой вопрос другим. И любой вам объяснит.
— И что же они скажут?
— Каждый растолкует вам: Оюна — шалая, сумасбродная, ненормальная… Да вы и сами убедились, что я — с придурью. Правда ведь?
Он рассмеялся:
— Хочешь, чтобы я разубедил тебя в этом?
— Хочу.
— Ну так вот. Скажу со всей откровенностью и прямотой: ты, Оюна, — прелесть.
Она нахмурилась и покачала укоризненно головой.
— Юрий Петрович, будем считать, что вы этого слова не произносили. Хорошо?
— Но я…
— Или давайте решим, что чиндалейской бурятке это слово незнакомо. И она по наивности подумала, что «прелесть» означает по-русски: «умелый специалист по массажу». Договорились?
— Оюна, Оюна, ты меня то и дело ставишь на место. Я понял, что мне надо быть осмотрительней по отношению к тебе.
— Не только по отношению ко мне, Каштан-ахай.
Она помолчала. Взгляд ее стал задумчивым. Без всякой связи с предыдущим она сказала:
— Я вот о чем постоянно думаю, Юрий Петрович, и не нахожу ответа. Может, вы его знаете? Ведь у вас есть и опыт, и своя судьба. А я еще зеленая девчонка…
— О чем ты, Оюна?
— Скажите, в чем предназначенье человека? Каждого отдельного человека? Вот именно вы или я — зачем появились? И что человеку надо? Могли бы вы ответить?.. Вы делаете в жизни то, что вам хочется делать?.. Смотрю я на людей и мысленно спрашиваю каждого об этом: в чем твое предназначенье? Зачем живешь?