— Не терпится эту тюрягу посмотреть. Может, съездить мне туда, а, Фома? Погляжу вокруг, как и чего. А?
— Я те съезжу! Так съезжу, что маму Клавдю забудешь!
— Ты чего? — опешил Седых.
— А то, что ты со своим бзиком все дело можешь загубить! Не забудь, какая ставка: жизнь четверых людей. И каких людей! Прыть-то свою поубавь!
Еремей Павлович продолжал обескураженно смотреть на приятеля.
— Совсем сдурел тут в Европе! — пробормотал он. — В амбицию ударился! А дома тихоней прикидывался.
В ресторанчике «Паскуале» Бурлаков заказал для себя и для Еремея два непонятных кушанья. Седых пожевал и сморщился:
— Какие-то корешки склизкие! Тьфу, гадость!
Он попробовал другое — что-то тягучее, как резина. Отставил. Сидел голодный и злой.
Фома спокойно съел все, что было в тарелках. Принесли счет — триста лир.
— Что?! — воскликнул Седых. — Да они что, обалдели! За кусочек жеваной травки с тестом такую уйму денег!
— Не скупердяйничай! — сказал ему Фома. — Мы же взяли самое дешевое.
— Ничего себе дешевка! Нет уж, теперь ни шагу в эти рестораны!
— А чем питаться будем?
— Во-первых, у нас там сало осталось. А во-вторых, купим хлеба. Перебьемся, не сдохнем!
Еремей хмуро полез за бумажником.
Ночь опустилась над Римом. С балкона гостиничного номера видны были сверкающие фонтаны на площадям, разноцветные рекламы, потоки блестящих автомобилей на улице, уходящей вдаль.
Утром служитель в форме ведомства внутренних дел вручил швейцарцам под расписку два пакета с печатями. Первым вскрыли пакет, адресованный синьору Полю Эккерту, специальному корреспонденту издания «Курьер», отель «Карлтон», Рим. Королевство Италия.
Бурлаков прочитал Еремею вслух:
— «КАНЦЕЛЯРИЯ ПРИ МИНИСТРЕ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ КОРОЛЕВСТВА ИТАЛИЯ. СИНЬОРУ П. ЭККЕРТУ. Согласно циркуляру Генеральной прокуратуры и соответственно Распоряжению Министра доступ в Особый тюремный комплекс Регина (округ Марио) представителям прессы, как государственной, так и частной, ЗАПРЕЩЕН. Просьбы редакций аннулируются. Начальник канцелярии при Министре, комиссар общественного порядка Нитти».
— Та-ак! — медленно сказал Седых. — Вежливые, паскуды, язви их душу!
Он яростно сплюнул и вдруг взорвался:
— А ты верил, что дадут разрешение?! Держи карман шире! С фашистами, будь они неладны, разговор нужен особый! Хватит канителиться! Тут надежа только на себя. Поигрались и все! Баста!
Бурлаков промолчал. Он медленно вскрыл другой пакет. Вынул глянцевую толстую бумагу, развернул ее.
«КОРОЛЕВСТВО ИТАЛИЯ. МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ. В соответствии с просьбой Президента международного общества Красный Крест санкционирована выдача пропуска на одно посещение Спецблока № 4 т/к Регина для медицинского осмотра камер пожизненно заключенных — уполномоченному Красного Креста д-ру Альберту Зайделю.
Министр внутренних дел генерал жандармерии У. Стабилини».
Седых оторопело смотрел на товарища:
— Это как же понимать, Фома? А? Неужто клюнули?
Крепость Регина стояла на возвышенности, господствующей над пустынной приморской территорией. Ее окружала двойная стена со сторожевыми башнями и рвами, заполненными водой.
Вся местность вокруг крепости хорошо просматривалась. С башен была видна на юге притулившаяся к обрыву рыбацкая деревушка, на востоке у самого горизонта — летное поле частного планерного авиаклуба «Ломбардия», на западе змеилась безлюдная глинистая береговая полоса. На севере за вересковыми зарослями находилась ближайшая железнодорожная станция.
Сама крепость состояла из огромного центрального корпуса с плоской ровной крышей (это и был блок № 4), а также трех приземистых зданий. В одном из этих блоков помещалась канцелярия и комендатура, тут же находилась квартира коменданта.
Комендант крепости полковник Гвиано — тощий человечек с удивительно гнусной физиономией — лежал под пледом у себя на квартире и тоненько по-собачьи скулил.
Вошедший офицер с фашистским значком на груди доложил:
— Синьор комендант, сегодня должен приехать тот врач из Красного Креста. Как с ним быть?
Гвиано еще поскулил, потом тоном страдальца сказал:
— Видишь, какая ситуация. Наш доктор Доницети в отпуске. Отец Витторио — в Ватикане. Я болен. Придется тебе, Бартоломео, поводить его по четвертому блоку.
— Что ему показывать, синьор комендант?
— Ну, что мне, учить, что ли, тебя! Сам знаешь… У-у-у! — завыл полковник.
— Больно, синьор комендант? — участливо спросил офицер.