Выбрать главу

— В воскресенье! Если все обойдется!

Джакомо вдруг затрясло. Он никак не мог унять этой нервной дрожи.

— Ты что, Джако? — удивился Орландо.

— Трясет, ничего не могу поделать!

— Перед жандармами не трясся, когда били, а тут задрожал!

— Не верится мне что-то, Антонио! Уж очень все невероятно!

— Выйдет — так выйдет. Не выйдет — ну что ж! Еще что-нибудь потом друзья на воле придумают. Главное — не унывать.

— Они ничего не пишут — как и куда?

— Нет. Нельзя. Мало ли что!

— Понятно.

— Надо нашим передать на прогулке.

— Я сделаю.

— Хорошо.

Другая камера.

Амадео взволнованно ходил из угла в угол. Бруно сердито сказал ему:

— Сядь, Амадео! Возьми себя в руки.

Амадео покорился. Он прошептал:

— Неужели он самый настоящий советский парень — этот великан? Как ему удалось пробраться из России сюда? Вот смелый, дьявол! Идет на такой риск ради нас!

В рыцарской деревушке, что притулилась у обрывистого морского берега к югу от Регины, появился посторонний — худощавый скуластый кряжистый парень. Он прошел по узкой песчаной полоске к тому месту, где. возились со своими шлюпками рыбаки. Женщины видели с обрыва, как чужак объяснял что-то рыбакам, после чего началось оживленное и дружелюбное взаимное похлопывание по плечу. Женщины сгорали от любопытства, им не было слышно, о чем говорили мужчины с пришедшим парнем.

А там шел обмен улыбок и восклицаний:

— Советский парень! Хорошо! (Удар по плечу.)

— Итальянские рыбаки — хорошо! (Ответный удар.)

— Советский рабочий — это хорошо! (Новый радостный удар по плечу!)

В таком духе и шла беседа некоторое время. А потом Ерема сказал:

— Разговор. Очень важно. Секрет!

— Давай секрет. Секрет — хорошо!

— Очень хорошо! — подтвердил Ерема.

Они сели в одну из лодок. Вокруг сгрудились остальные.

— Секрет? — спросил пожилой рыбак.

— Секрет, — ответил Ерема.

— Давай! — предложил рыбак.

В воскресный вечер на шестичасовое дежурство по верхнему этажу заступили начальник смены Бордига и надзиратель Репосси.

Четверка заключенных с напряжением вслушивалась в тюремные звуки. Но пока все было спокойно.

К воротам крепости в восемь часов вечера подъехала комендантский лимузин, Из него вышел доктор Зайдель с букетом тюльпанов.

Доктора встретил с любезной улыбкой лейтенант Бартоломео Бисолатти:

— Однако надолго же вы задержались в Италии, синьор профессоре! Это для нас всех было сюрпризом.

— Да и для меня тоже.

— Затянулось излечение синьоры Гвиано? — язвительно улыбнулся лейтенант.

Они шли рядом. Доктор покосился на офицера. Неожиданно спросил:

— А правда, грудь у нее бесподобна? А, Бартоломео?

Лейтенант растерялся. А тут еще доктор игриво-заговорщически поддал плечом его так, что лейтенант чуть не грохнулся наземь. Доктор громоподобно расхохотался, погрозил офицеру пальцем и сказал:

— Ах, проказник! Ах, плутишка!

В этот же вечер в авиаклуб «Ломбардия» явился Эккерт и, коверкая слова, сказал дежурному диспетчеру аэродрома в своей обычной манере:

— Был заказ. Ночной полет. Большой планер. Так?

— Совершенно верно, синьор Эккерт! Двухместная «Савиола» к буксированию готова. Вы будете с пассажиром или погрузить балласт?

— Балласт. Вот. Груз.

— Сейчас вам его уложат.

— Сам.

— Сегодня летать над морем исключительно приятно, синьор Эккерт! От воды идет мощный ток воздуха.

— Буду летать долго.

— Счастливого полета, синьор Эккерт!

Ерема погрузил на второе сиденье пружинные механизмы, с которыми он колдовал в номере гостиницы. Дал знак пилоту самолета.

Самолет взревел и понесся по полю, увлекая за собой «Савиолу».

Они взлетели. Ерема отцепился, и самолет сразу же пошел на посадку.

Тихо-тихо было в вечернем небе Италии. Ерема набрал над морем высоту и стал делать широкие бесшумные круги над долиной, в центре которой находилась крепость Регина.

За комендантским столом была уже выпита не одна бутылка вина. У синьоры пылали щеки и блестели глаза. Она заливисто смеялась, томно поглядывая на мужчин, но особенно призывно — на могучего швейцарского доктора.

Тщедушный комендант впал от избытка чувств и вина в полуистерическое состояние. Он пытался пить на брудершафт с доктором, с лейтенантом и даже с собственной женой. Доктора он называл спасителем, лейтенанта — верным помощником, жену — другом жизни. Потом все перепутал, и оказалось, что друг его жизни — это как раз Зайдель.