Аэрофлотовский автобус подъехал к мосту, перекинутому через могучую реку. То была Селенга. На противоположном берегу, в котловине, окруженный грядами гор, раскинулся Улан-Удэ.
Скоро автобус уже катил по его улицам.
Расспрашивая прохожих, Каштан направился к дому, в котором жила семья Сахьяновых. Юрий нажал кнопку звонка у двери, где висела медная табличка с фамилией народного артиста.
Каштану казалось, что он слышит стук своего сердца.
Дверь, однако, никто не открывал. На площадке появилась пожилая женщина. Она участливо сказала:
— Вы напрасно звоните, товарищ. Их же нет.
— А где они? — повернулся к женщине Юрий.
— Уехали.
— То есть, как уехали? Куда?
— Насколько я знаю, в Москву.
— В Москву? Все трое?
— Нет, почему же. Дарима Чимидовна с Оюной.
— Вот оно как? А надолго уехали? Не знаете?
— Не могу вам сказать.
— А самого-то Сахьянова когда можно застать?
— Сахьянов здесь вообще не бывает.
— Ничего не понимаю! Это же его квартира!
— Вам, наверно, лучше всего увидеться с Жалсаном Намсараевичем… Зайдите в театр, может, застанете Сахьянова.
Сидевший за столом вахтер позвонил по телефону. Объяснил что-то по-бурятски. Положив трубку, сказал:
— Обождите минут тридцать. Закончится репетиция, и Сахьянов выйдет к вам.
Через полчаса в вестибюле показался отец Оюны. Каштан пошел ему навстречу. Артист с недоумением смотрел на Юрия.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Мне бы очень хотелось с вами поговорить, Жалсан Намсараевич. Уделите мне минут десять, не больше… Пожалуйста!
Сахьянов провел Каштана в небольшую комнату, где стоял диван:
— Прошу, — буркнул он.
Они сели на диван. Каштан сказал:
— Я насчет Оюны. Меня волнует ее судьба. Хочу знать, почему ее увезли из Чиндалея, зачем отправили в Москву?
— Как вас зовут?
— Юрий Петрович.
— Ну так вот, Юрий Петрович, я только потому готов простить вашу неучтивость, что вижу искреннюю взволнованность… Итак, об Оюне. Она уехала с матерью в Бирму, на три года.
— Куда-куда? — недоверчиво переспросил Каштан.
— Я же ясно сказал — в Бирму. Есть такое государство на юге Азии. Там открыт советский госпиталь для бедноты. И Дарима его возглавила. А Оюна работает медсестрой.
Каштан с запинкой спросил:
— И Оюна согласилась ехать в Бирму?
— Пришлось уговаривать. Вызывали в ЦК комсомола.
— А вы?
— Что — «а я»?
— Как же отдельно от семьи?
— О, господи, — вздохнул артист, — видит бог, я не обязан отвечать на ваши дурацкие вопросы! Вам непременно нужно знать, что наш брак носит чисто формальный характер?
— Почему же вы в таком случае прилетали за Оюной с женой?
Сахьянов поднялся с дивана и сухо сказал:
— Это было необходимо. Отказаться от поездки не имел права. Надеюсь, это все?
Юрий тоже поднялся с дивана. Он пробормотал:
— Вы говорите, три года?
— Да. По меньше мере.
— А как насчет переписки?
— Чего не знаю, того не знаю.
— Спасибо вам. Пожалуйста, извините.
— Ради бога, Юрий Петрович… Надеюсь, вы обратили внимание, что я вас ни о чем не расспрашиваю. А мог бы.
— Да, да. Благодарю вас. До свидания!
— Будьте здоровы! Поедете в Бирму?
— Не исключено. Прощайте.
Каштан взял такси и уехал в аэропорт. Там он переночевал, а утром вылетел в обратный путь.
Боль от разлуки с Оюной не только не утихла, но стала ощутимей. Юрий понимал, что тоска по любимой девушке не оставит и пребывание в Чиндалее будет постоянно обострять ее.
Он послал в Ургал Багрову телеграмму, текст которой был предельно краток: «Согласен. Каштан».
На следующий день за ним прилетел вертолет.
Проводить Каштана собралось почти все население поселка. Он сердечно попрощался с людьми, ставшими ему за эти месяцы близкими и дорогими.
Юрий был благодарен Чиндалею за счастье, которое он ему дал.
Когда вертолет поднялся, внизу, среди россыпи домов, Юрий увидел семь сверкающих многоцветностью красок зданий.
А еще через несколько минут Чиндалей скрылся из виду. Потянулись иные ландшафты.
И наконец Каштан увидел среди таежных массивов, горных кряжей, извилистых речек поблескивающие металлом струны железнодорожной магистрали. Вертолет пролетел и над станцией Аршан, которая, по словам руководителей, станет первым объектом его работы.
Пока что Аршан был небольшим поселком с сотней стандартных типовых домов. Но в будущем Аршану предстояло стать городом ученых, важным центром, координирующим разведку и добычу полезных ископаемых Забайкалья. Здесь, в Аршане, будет разрабатываться стратегия освоения богатств Восточной Сибири.
Аршан лежал у подножия лесистой горы, на крутом берегу таежной реки. Юрий приник к иллюминатору и смотрел на поселок, пока тот не скрылся за горами…
«Юра, я не писала тебе до сих пор, родной мой, потому что решила, как врач, дать тебе время переболеть корью, неизбежным, изматывающим недугом, который, надеюсь, не сломит тебя, не опустошит, не ожесточит, не приведет к растерянности. Я, конечно же, имею в виду твое увлечение Оюной. Уверена, что по природе своей эта страсть не может продолжаться долго. Она, по всей вероятности, уже и пришла к финалу. Ну а по каким причинам, знать не хочу.
У нас впереди — целая жизнь. Мое чувство к тебе так огромно, так естественно и прочно, что твоя корь на этом фоне выглядит так, как и надлежит ей выглядеть, — мимолетным эпизодом, который уплывет в прошлое и с годами превратится в полубыль-полусказку.
Оюна не соперница мне, И ты со временем это поймешь.
Обращаюсь с просьбой к тебе, милый. Не так уж часто я это делаю, правда? Так вот, очень прошу тебя, напиши мне письмо. Я буду его ждать. Я уже его жду. Слышишь? Жду. Полина».
«Юрий Петрович! В своем обращении к Вам я не пишу слова «уважаемый», поскольку это было бы фальшиво. Не может возникнуть уважения к человеку, который, попирая нравственные нормы, воспользовался неопытностью и импульсивным характером невинной девушки, чтобы увлечь ее. Ваше появление в Бурятии мимолетно, и Ваша аморальность не дает Вам права поддерживать отношения с моей дочерью. Поэтому Ваше письмо для Оюны, направленное в адрес советского посольства в Рангуне, я не сочла нужным передавать дочери. И Ваш новый адрес сообщать ей не буду. Знакомство с вами и так тяжело отразилось на психике дочери. Как мать, требую прекратить всякие попытки связаться с Оюной.
Д. Сахьянова».
24. ВЕСТИ ИЗДАЛЕКА
…Отчаянно борясь с волнами, Каштан пытался подплыть к островку, на котором виднелась одинокая фигурка Оюны. Она сидела на каменистом берегу, обхватив руками колени и опустив голову.
Юрий напрягал все силы, но вода стала густой и вязкой, и он с ужасом понял, что не может приблизиться к островку ни на пядь.
Каштан попытался окликнуть Оюну, но не смог.
Некая дьявольская сила мешала одолеть это небольшое расстояние до островка. Он снова набрал в легкие воздух, чтобы позвать Оюну, и опять судорога сжала горло.
Но вот девушка подняла голову. И у Юрия наконец вырвался натужный хриплый крик:
— Оюна-а!!!
Он проснулся от этого крика. Учащенно билось сердце. Юрий вздохнул и сел на постели.
Ни днем, ни ночью не оставляли его думы об Оюне. Она являлась к нему в снах. Тоска по ней мучила постоянно. Он ждал от Оюны хоть какой-нибудь весточки, какого-то знака, но напрасно.
Оюна… Счастливые дни, проведенные с нею, казались сейчас такими нереально-лучистыми, волшебно-прекрасными, что уж и не верилось, были ли они.
Юрий поднялся и принялся ходить из угла в угол. Было давно за полночь. В окна струилось лунное сияние, оно заполняло комнату призрачным, тревожным мерцанием.
Вот уже много дней нарастало в душе Юрия беспокойство, не давали покоя тревожные мысли: что-то неладно, что-то не так происходит в его жизни.