Охотно допускаю, что могут появиться не только шутливые версии данной истории. Но мне она представилась именно такой, лубочно-озорной. Не случайно даже главных ее персонажей я решил назвать Фомой и Еремой, хотя у героев легенды были другие имена.
1. НЕ БОГИ ГОРШКИ ОБЖИГАЮТ
Итак, попробуем перенестись в год тысяча девятьсот тридцатый и представить, как все это было…
Ох и здоров был Фома Бурлаков в ту пору, ох и силен!
И сейчас, вспоминая о давних годах, старики говорят: «Это вы про какого Бурлакова? Про богатыря из кузнечного?»
Было и вправду что-то богатырское в этом добродушном белокуром парне. Вот он — на фотографии, сдвинув белесые брови, напряженно следит за грохочущим прессом, сноровисто подставляет под него коленчатый вал. К выпуклому чистому лбу прилипла светлая прядь волос. Пухлые губы крепко сжаты, взгляд серых глаз сосредоточен на заготовке.
Комбинезон и рубашка с короткими рукавами сидят на нем ладно. Ноги крепко расставлены, мускулы упруго вздуты…
Может быть, и в тот день, когда Бурлакова сфотографировали, к нему в цех, как это уже не раз случалось, прибежала веснушчатая тараторка Нюрка из дирекции и по своему обыкновению затрещала:
— Эй, Бурлаков, черт здоровый! Тебя опять требуют! Там снова заварушка! Кончай молотить!
Поскольку кузнец продолжал невозмутимо работать, Нюрка дернула его за штанину. Бурлаков ритмично поворачивал заготовку и, казалось, не замечал назойливой девчонки. Она, чуть не плача, кричала:
— Там ведь ждут, дубина ты стоеросовая! Велели быстрей идти!
В какой-то миг Бурлаков внезапно отставил поковку, стремительно схватил поперек туловища Нюрку — тем же точно рабочим приемом, что и заготовку, и сделал вид, будто подсовывает ее под пресс.
Нюрка топко заверещала и задрыгала ногами. Нельзя сказать, однако, чтобы она так уж очень возмущалась шалостью кузнеца.
Бурлаков легко и ловко восстановил Нюркино вертикальное положение. Она, словно курочка, отряхнулась, а кузнец невозмутимо объяснил:
— Перепутал, понимаешь. Думал — заготовка. Взял. Смотрю — что-то конопатое. А это, оказывается, Нюрка! Тьфу, пропасть!
— Шуточки шутишь, а тебя ждут на площадке.
— У меня работа.
— Сказали, пусть, моя, бросит.
— А что там опять?
— Иностранцы подрались.
— Пусть себе дерутся. Первый раз, что ли?
— Не-е, Иван Кузьмич говорит — тут дело политическое.
— Вон даже как! Опять, что ли, негра обидели?
— Вроде бы.
— А переводчик где ж?
— Нету его. В городе. За тобой послали.
— Вот еще напасть! Спокойно работать не дадут!
В то время был построен не весь завод. Половина цехов только еще возводилась. На строительстве корпуса легковых автомобилей трудились в основном иностранные рабочие. Сюда и спешил Бурлаков, сопровождаемый рыжей Нюркой.
Шумящая толпа строителей окружала семерых иностранцев. Что-то горячо доказывали два молодых негра в очках.
Бурлаков, возвышаясь подобно слону над толпой, приблизился к спорящим. Он спросил негров на английском языке:
— Что у вас здесь произошло?
Один из негров с возмущением заговорил:
— Снова повторяются расистские выпады! Месяц назад двое белых американцев избили здесь негра…
— Я знаю. Их выслали из нашей страны.
— А теперь эти белые европейцы нападают на нас!
— Что они сделали?
— Мы работаем на монтаже конвейера. Они стали нас толкать и оскорблять. Не давали работать!
— На каком языке они оскорбляли вас?
— Не знаю.
Бурлаков спросил у двоих светловолосых сероглазых иностранцев по-русски:
— Вы кто?
— Немцы. Мы братья.
Бурлаков по-немецки сказал:
— Они жалуются, что вы их оскорбляли и толкали.
Оба немца рассмеялись. Один из них сказал:
— Это недоразумение, товарищ! Мы с Вальтером — электрики и сейчас монтируем энергетический узел. Работать здесь опасно, и мы это пытались объяснить вот им. Просили уйти отсюда, чтобы их током не ударило.
— А они говорят, что вы расисты.
Немцы нахмурились. Вальтер обиженно сказал:
— Мы с Отто — коммунисты. Члены КПГ. А значит, интернационалисты. Скажи им, товарищ, что они ошиблись.
Бурлаков сказал неграм:
— Они и не думали вас оскорблять. Они не расисты.
Негр, что помоложе, сказал:
— Может, эти и не расисты, а вот те трое черноволосых кричали на нас и махали руками.
Бурлаков спросил у троих черноволосых.
— А вы кто?
— Италия! — ответил за всех невысокий худенький итальянец.
Бурлаков спросил по-итальянски:
— Вы их оскорбляли?
Итальянцы, оживленно жестикулируя, одновременно заговорили:
— Мы им кричали: «Ребята, отойдите от кабеля — током зашибет!»
— Я одного за рукав взял, чтобы увести, а он на меня…
— Мы хотели немцам помочь объясниться, но у нас ничего не вышло!
Бурлаков, кивнув, сказал по-русски:
— Ясное дело.
Затем объяснил неграм по-английски:
— Это немецкие и итальянские товарищи. Они против расизма. Они любят и уважают негров. Они хотели вам дружески объяснить, что работать у кабеля опасно. Они передают вам пламенный пролетарский привет. Они хотят сердечно пожать вам руки.
Негры взволнованно заулыбались, первыми протянули руки немцам и итальянцам. Последовали улыбки, рукопожатия, объятия. Все обрадованно загомонили.
Бурлаков потихоньку стал выбираться из толпы. За ним увязался низенький лысый человек. Он был кузнецу по пояс. Бурлаков шагал твердой размашистой поступью, и человек едва поспевал за ним, быстро перебирая короткими ножками. На ходу, запыхавшись, он говорил:
— Товарищ Бурлаков, позвольте представиться. Я новый редактор многотиражки — Ступак Семен Саввич.
— Очень приятно.
— Зовут вас как?
— Фомой Игнатовичем.
— Фома Игнатович, меня поразил тот факт, что вы владеете тремя языками!
— Пятью.
— Пятью! — воскликнул редактор. — Вы где учились?
— А это само собой получилось. Без учебы.
— То есть как это?
— Ну, пока завод строили. Кругом же иностранцы. Из десяти стран. В одной бригаде работаешь. Говорить с ними ведь надо было? Надо. И сам не заметил, как выучился. Ей-богу!
— Феноменально!
— Чего?
— Я говорю — удивительно! У вас природная способность к языкам. Родители ваши тоже обладают лингвистическим талантом?
— Этого не знаю. Батя мой, и дед, и прадед были кузнецами.
— Вы из деревни пришли на стройку?
— Ага.
— Я еще к вам приду, Фома Игнатович!
— Милости просим!
— До свидания!
— Всего хорошего!
Когда в многотиражке появилась заметка под заголовком «Рабочий-полиглот», то это почему-то обозлило Бурлакова, а у товарищей по работе вызвало смех. Мудреное словечко «полиглот» было воспринято как ругательство. На партбюро редактору Ступаку было указано. За непродуманную терминологию.
В одном из номеров многотиражки, а также на щитах у заводских ворот и у красного уголка можно было увидеть такое объявление:
«Вниманию членов МОПРа!
18 сентября в помещении красного уголка состоится общее собрание заводской ячейки МОПРа. На повестке дня: выборы делегатов для шефской связи с узниками итальянского фашизма.
Начало в 7 часов вечера.
Секретарь з/я Шарко».
Рабочие собрания той поры отличались накалом страстей, были они долгими, шумными, а иногда и ералашными.
Сохранились в здешнем архиве желтые и ломкие листки протокола собрания заводской ячейки МОПРа. И даже в этом сухом, лаконичном отчете проглядывает своеобразная специфика времени, чувствуется особенная, неповторимая атмосфера собраний давно прошедших лет.
Попытаемся восстановить по протоколу живую картину этого собрания, состоявшегося в красном уголке в сентябре 1930 года.