Седых упрямо помотал головой:
— Нет, товарищ Лукина! Хоть на брюхе, хоть на карачках, но мы приползем куда надо. Нам коллектив поручил это дело, мы сдохнем, но выполним!
Лукина улыбнулась.
— Мне не верите — послушайте товарища Джерманетто.
Итальянец кивнул и сказал:
— Это правда, друзья! Фашисты не пустят двух советских рабочих… А если пустят, вам никто не даст… как это сказать… свидания с тюрьмой. И это опасно.
— Беда в том, — вновь вступила в разговор Лукина, — что мы не сможем вам ничем помочь, если с вами что случится… Ваша затея может окончиться плачевно.
Бурлаков сказал:
— Это не наша затея. Коллектив завода хочет помочь итальянским товарищам. И мы им поможем. Чего бы это ни стоило!
Лукина горестно вздохнула. Джерманетто лукаво улыбнулся. Лукина подняла телефонную трубку и сказала кому-то:
— Гена, зайди.
В кабинет тотчас же зашел сутулый молодой челочек с залысинами. Лукина сказала парням:
— Это товарищ, Черепок из нашей канцелярии. Он поможет вам с визой…
— Швейцарской визой! — предупредил Черепок.
— Швейцарской визой! — кивнула Лукина, — А также и достанет вам билеты на поезд…
— Только до Женевы! — быстро сказал Черепок.
— Да. А дальше, братцы, будете действовать самостоятельно.
— Ваши деньги, — сказал Черепок, — переведем тоже в Женевский банк… Идемте ко мне, товарищи!
— Это, к сожалению, все, что мы можем для вас сделать, — сказала Лукина, — И могу сказать одно: мы здесь не меньше вас жаждем помочь итальянским товарищам. Но мы — противники дилетантских, самодеятельных и бесплодных действий, таких, как ваша поездка. И я буду ставить вопрос на исполкоме, чтобы мы, наконец, получили право запрещать их. Чересчур уж их стало много!
Лукина пожала руки обоим парням. Потрепала их по шее. Проводила до дверей и сказала вслед:
— Джерманетто проведет с вами беседу об обычаях. Гена напишет письмо в швейцарскую секцию МОПРа… До свидания! Ни пуха ни пера!
— Вот что, ребята, — сказал Гена Черепок. — В таких нарядах за границей ходить нельзя.
— А чем они плохи? — удивился Бурлаков.
Седых твердо сказал Гене:
— Я поеду в этом. И баста. Не хватало еще перед буржуями выкобениваться!
— И баста! — спокойно повторил Черепок. — Значит, вообще не поедешь. И кончен разговор!
Помолчали. Обескураженный Седых зло сплюнул. Язвительно произнес:
— Хороши же у вас порядочки!
— Да уж какие есть!
— А где это, интересно, нам денег взять на новую одежку?
— Эго уж наша забота!
В магазине «Мосодежда» примеряли костюмы. С Бурлаковым пришлось много повозиться. На его богатырскую фигуру не налезал ни один костюм. Он надел казавшийся просторным пиджак. Согнул в локте руку. И мощный бицепс прорвал рукав от плеча до локтя. Согнул другую руку — затрещал и лопнул другой рукав. Гена со вздохом заплатил.
Наконец, Бурлакову подошел черный суконный двубортный костюм. Воротник белой рубашки он выпустил поверх пиджачного воротника. Получилось неплохо.
Седых облачился в синий полосатый костюм. Ему сильно досаждали ботинки — он их надел впервые в жизни. Еремей Павлович ворчал, крутился перед зеркалом. Вместо рубашки он надел черный бумажный свитер.
Гена удовлетворенно сказал:
— А вы ребята что надо! Таких не стыдно на Запад пустить. Честное слово!
— Не в одежде счастье, — ворчливо сказал Седых.
— Ну, кто же спорит! — примирительно заметил Гена.
Он купил им вдобавок два стандартных дерматиновых чемодана и велел переложить в них свои пожитки.
Теперь парней можно было отправлять.
Гена давал последние инструкции перед отъездом:
— Главное, четко действовать на пересадках! Здесь уж тебе, Фома Игнатович, и карты в руки, поскольку ты языки знаешь. Я посажу вас в варшавский экспресс. В Варшаве вы сядете на поезд до Вены. И уж от Вены доедете до Женевы. На станциях никуда не ходите — от греха подальше. Они нас любят провоцировать.
— Ясно.
— Учтем.
— В Женеве вас встретят работники тамошнего МОПРа. Они по возможности вам помогут.
— Понятно.
— Помните, что у вас только швейцарская виза. Если просрочите, ее, будут неприятности.
— Учли.
— Ну а теперь — на вокзал!
Мчался экспресс Вена — Женева.
Парни сидели в двухместном купе, и лица их выдавали и напряженность, и некоторое смятение. Угнетающе действовала и роскошь купе — весь этот никелево-бархатный, лакированно-кожаный мирок, и надутые важные пассажиры, и проводники с манерами аристократов.
Седых недовольно крутил головой, трогал всякие блестящие предметы и тихо злился.
— Я все думаю, — сказал он Бурлакову, — как они роскошно живут, собаки! Видел в Вене, какие дворцы! Кругом — хрусталь, фонтаны, цветочки. Эксплуататоры, черт их дери! Скорей бы отобрать и отдать все это рабочему люду. Детсады в дворцах устроить.
— Угу! — задумчиво отозвался Бурлаков. — Как-то мне не по себе тут, Еремушка! С души воротит. Как-то мутно!..
— Еще бы! Империализм. Действует на мозги.
— Да нет. Не в том дело.
— А в чем же еще? Если у тебя живот болит, так сам виноват. Зачем воду из умывальника пил? Я вон всю дорогу всухомятку ем — и хоть бы хны! У них, поди, и вода-то заразная.
— Будет тебе!
На столике перед парнями разложена была своя снедь: сало, горбушка черного хлеба, головки лука.
— Ты не заметил, вода с привкусом? — спросил Седых.
— Попробуй сам и разберись.
— Нет уж! Потерплю.
— Дело твое.
— Кваску бы хлебнуть сейчас.
2. ОДИН ШАНС ИЗ ТЫСЯЧИ
На вокзале в Женеве парней встретили трое молодых швейцарцев — Шарль, Жорж и Жан. Они были ошарашены богатырской статью Бурлакова.
— О-о! Вы — Томас Бурлакофф? Да?.. А вы — Эре-мей Седих?
— Так точно!
— Поедем к нам в секцию, — сказал Шарль. — Возражений нет?
— Поехали! — кивнул Фома.
Поглядывая на атлета-кузнеца, швейцарцы уважительно качали головами. Трамвай, в который они сели, сразу показался миниатюрным.
В помещении секции МОПРа после улыбок и похлопываний по плечу перешли к делу. Шарль Гобар, прочитав письмо Лукиной, присвистнул:
— Вы хотите пробраться в Регину, к четверке антифашистов?
— К ним, — подтвердил Бурлаков.
— Абсолютно нереальное предприятие, друзья мои!
— Отчего же?
— Наивные люди! Кто позволит оказать помощь уз-никам-коммунистам? Муссолини? Разве вы лично знакомы с дуче?
— Нам не до шуток.
— И нам тоже, товарищи! Но вы должны знать то, что знаем мы: эта четверка изолирована по особому распоряжению министра внутренних дел. Ни права переписки, ни врачебной помощи — ничего! Им все запрещено. Уже пытались итальянские товарищи пробиться туда — безуспешно. Рассчитывать, что это удастся двум рабочим-мопровцам из Советской России — значит строить иллюзии!
— А с итальянскими визами вы нам поможете?
Шарль помотал головой:
— Ничего не выйдет, парни вы мои дорогие!
Парни мрачнели все больше. Седых шепнул Фоме:
— Перейдем границу тайком.
— Что? — спросил один из швейцарских друзей.
— Он говорит, что придется переходить границу нелегально, — пояснил Бурлаков.
Швейцары возмущенно замахали руками. Жорж воскликнул:
— И не помышляйте! Вас подстрелят как куропаток! Или засадят в тюрьму.
— Это еще бабушка надвое сказала! — сказал Седых.
— Не имеете права так делать! — твердо сказал Шарль. — Вас поймают и оповестят весь мир, что советские рабочие — диверсанты. Нет, нет, мы вас не пустим!
Все приумолкли.
— Как же быть? — растерянно спросил Фома. — Не возвращаться же нам несолоно хлебавши!
Седых яростно сжал челюсти. Он сказал Бурлакову: