— Что-то случилось? — беспокоился Риддл.
— Ты обещал мне рассказать о себе, помнишь? — напомнил отцу Гарри.
Он недовольно скрестил руки на груди, и провокационно ждал, когда отец согласится.
К этому времени эльфы успели накрыть на стол. Гарри топнул ножкой, как в детстве, когда отец отказывался покупать сладость или когда говорил, что ему пока нет одиннадцати для того, чтобы поехать в Хогвартс.
Гарри поправил очки, внимательно смотря за реакцией отца, и подмечая про себя, что отец всегда хмурится напомни ему о его жизни. Что такого темного было в его жизни?
Тома забавило поведение Гарри. Он усмехнулся и положил ладонь на спину мальчика, повёл того к столу.
— Давай поговорим после завтрака, дорогой.
Мужчина мысленно перебирал все возможные вопросы и давал им ответы. Но Том признался сам себе, что он не может знать, куда поведёт любопытство Гарри о его прошлом.
Гарри с укором посмотрел на отца а–ля «опять отмалчиваешься?». Отец вновь убегал от вопроса, но Гарри не был бы Гарри, кто доводит до иголочки, с упрямством доводя до конца — это являлось у него свойством от отца. Он сам в этом признался. Каким бы заносчивым бы Гарри не казался, но он не любил, когда его вопросы игнорируют.
Мальчик принялся за еду, на этот раз он ел яичницу с курицей в крекере и соевым соусом. Аппетит он успел нагулять. Встал он почти в шесть, и завтракает в каком–то смысле два раза. Отпив молоко, он глянул на отца.
— Пап, а ты меня не боишься? — как–то неожиданно, и спонтанно спросил Гарри, отчего он закусил нижнюю губу до крови.
Мужчина отпил горячий ароматный чай и мышцы по телу расслабились, от чего на вопрос сына он ответил легко, лишь слегка нахмурившись.
— С чего бы?
Том считал вопрос сына глупым. Ему незачем было бояться своего мальчика.
Гарри не выдержал и стукнул по столу.
— Да, потому что я убийца! Ты смотришь на меня по-другому, для тебя я теперь не прежний Гарри, для тебя я плохой Гарри, которому место в Азкабане, — фыркнул, едва не плача мальчик. Было обидно в тоже время, а в тоже время, он сам виноват, раз не был осторожен.
— Я ухожу! — Гарри поднялся из стола, и бегом побежал в вестибюль сбивая с ног Люциуса. — Мистер Малфой?
Гарри покраснел, когда понял, что лежит прямо отце его друга. Было как-то стыдно, осознавая, что он коленом коснулся его паха.
— О, Мерлин! Простите… Я… Я случайно!
Мужчина сразу последовал за сыном и застал весьма неприятную картину. Он недовольно сверкнул красными глазами в лежащего под сыном Люциуса и на покрасневшее лицо упомянутого. Те двое мигом поднялись, неловко поглядывая на Тома.
Риддл в два шага оказался возле сына и, схватив мальчика за плечо, повёл прочь. По пути грозно сказав Малфою, чтобы тот дожидался Ридлла в его кабинете.
Приведя сына в свою спальню, Том закрыл двери и посмотрел прямо на мальчика. Он устало потёр переносицу и опустился на колено, чтобы он мог быть с мальчиком на одном уровне, но Том был всё равно на полголовы выше его.
— Гарри, снова в твоей умной голове одни глупости, — Том коснулся щеки сына. — Я смотрю на тебя по-другому не потому, что ты убил тех идиотов. — мужчина другой рукой взял ладонь мальчика и сжал её. — Ты стал другим для меня, — он поцеловал запястье сына, — стал намного ценнее, — поцеловал пальцы, — стал ближе. — Том посмотрел в глаза Гарри. — Намного ближе, дорогой.
Гарри замер от этих слов, сердце как-то от сказанного забилось быстрее играя свою мелодию. Было приятно от сказанного. Он поморгал немного, и обнял отца.
— О, папа, — всхлипнул Гарри, вжимаясь в него. — Я тебя тоже люблю. И ты самый дорогой для меня человек.
«…который не может мне открыться. Что же тебе не позволяет?»
— Думаю, тебе пора, тебя ждёт, мистер Малфой, да, неловкая ситуация вышла там внизу. Я не ожидал, что собью его с ног.
Мальчик вздрогнул от осознания того, что сделал. Как-то надо было извиниться перед ним за это, он знает его, Люциус Малфой не долюбливает невежество.
— Я пока начну рисовать. Найдёшь меня в саду, хорошо?
Гарри отпрянул от отца, подойдя к подоконнику беря холст и кисточки.
Риддл нежно улыбнулся и кивнул сыну.
— Я не долго. Когда вернусь, я буде весь твоим, — он поцеловал мальчика в макушку и вышел из комнаты.
Настроение вмиг ухудшилось, стоило вспомнить о Малфое в его кабинете. Уже открывая двери, Том не смотря в сторону незваного гостя, прошёл к своему месту, двери за ним закрылись потоком магии.
— Что на этот раз? — Том не скрывал своего недовольства, удобно устроившись в кресле, он не отрывал пытливого взгляда от Малфоя.
И дня не может пройти без каких-либо проблем, стоило ему наконец взять отдых, что было большой редкостью, и побыть с Гарри. Его драгоценное время с сыном постоянно прерывали и это ужасно раздражало и злило Риддла.
— М-мой Лорд, — тут же склонился перед ним блондин, — вы же знаете, я бы не посмел побеспокоить вас просто так. У меня срочные новости, они касаются Ордена Феникса.
Тёмный Лорд прищурился.
— Продолжай.
— В ордене обеспокоены смертью Поттера, милорд. — Малфой уже выпрямился, но не поднимал взгляда на своего Лорда. — Его грязнокровная жена, — он не скрыл неприязни в голосе, — имеет весомые подозрения, что это ваших рук дело, милорд.
— Даже если и моих, — оскалился мужчина, — какое им до этого дело? Джеймс Поттер умер заслуженно.
— Я совершенно согласен, — поспешил ответить Малфой. — Милорд, орденцы так же считают, что именно вы убили и Альбуса Дамблдора.
На лице Волдеморта было довольное выражение лица. Его забавляло мнение этих идиотов. И мужчина был бы очень рад, убей он их лично. Но для всех так и должно быть — Лорд Волдеморт убил великого Дамблдора и его верного последователя Джеймса Поттера. Он бы не позволил очернить имя Гарри, мальчик бы стал живой мишенью и его ни чтобы не спасло от Азкабана… только если пустить слух о смерти мальчика и оставить его запертым на всю жизнь в доме. Ни то и ни другое Том не мог позволить для своего сына.
— Так и есть, — его улыбка было жуткой и Малфой вздрогнул. — Расскажи мне больше, Люциус…
*
Свежий воздух — вот что помогало расслабиться. Риддл с довольной улыбкой шёл к занятой фигурке в саду. Мальчик был слишком увлечён работой, чтобы заметить его. Том подошёл ближе и осторожно склонился вниз, касаясь губами шеи сына.
Гарри сидел на стуле, немного держась рукой за мольберт, чтобы не выдать дрожь. Он стратил два холста, два из них были тусклыми, и пытавшимися быть полной копией природы, но у Гарри не получилось подать в пейзаж чувств, что-то было не то. Совсем не то. Не это дерево вишни, не фонтанчик подле которого росли розы. Ему пришла идея нарисовать то, что его мучает, то, что его беспокоит во снах.
Он макнул кисть в алую гуашь. Рисунок становился агрессивным и мрачным, ибо сама композиция показывала насильственную смерть, где Гарри подавал множество чувств, словно налегке это рисуя.
На холсте был изображён Хогвартс, а подле него обезглавленные трупы, кровь омывала стены Хогвартса, она стекала струйками от окон, словно кого-то обезглавили в окнах. На дереве висел кто-то — самоубийство. Увы ничего прекрасного он не мог нарисовать, когда его внутренний мир был болен и страдал. Композиция так и кричала об массовом убийстве.
Гарри не заметил, что отец шёл к нему, и когда тот прикоснулся губами его шеи опаляя его хрупкую шею горячим дыханием, то Гарри пискнул вздрогнув.
— Папа? Ох, прости. Я не заметил.
Том промурлыкал и нежно поцеловал мальчика в шею. Позже он взглянул на холст и нахмурился: всё было мрачно и кричало о страданиях внутри его мальчика. Мужчина обнял сына со спины, прижимаясь своей щекой к щеке сына.
— Что тебя мучает, Гарри? Скажи мне.
Он переживал за сына. Гарри не делился с ним глубокими переживаниями, только если они уже не сдерживались в его душе и скрывать их не было смысла. Это огорчало и беспокоило Тома. Гарри закусил губу, глядя на холст, осознавая, что нарисовал. Кого-то это могло оттолкнуть, но не его и его отца. Отец думает, что он страдает потому нарисовал подобное. А ответ был на поверхности — его сущность жаждала большего, едва глотнув тёмное заклятие. Это, что-то, что было скрыто в мальчике, но он не показывал этого. Тёмная сторона только сейчас начинала выходить из трещин его души. Почему-то, но его действительно на это тянуло, увидеть чужой страх. От дальнейших мыслей о его затаенных желаний Гарри было не по себе при отце, об этом он мог думать только в одиночестве, перед отцом в этот момент было стыдно. Он сжал руки отца, затем скрестил их пальцы, улыбнувшись.