В горле у меня встал ком при виде этого зрелища, но я поспешил проглотить его. Передал им аптечку из участка, чтобы заняться в кровь стертыми запястьями Делии, поспешил притворить за собой дверь и устало привалился к ней спиной.
Моя Мерси, подумал я, гордилась бы этой ночной работой. И я представил, как она выглядит, входя в ветхий дом в трущобах, скользя мимо подвальных помещений, где царит сущий ад. Бесстрашная до безумия, с полуулыбкой на лице, она раздавала там хлеб, соль и мыло, невзирая на цвет кожи нуждающегося. И бедняки, и богачи равно считали ее невменяемой и щедрой, а меня очень беспокоило состояние ее здоровья. И еще – я просто обожал ее за это.
Я глубоко вздохнул, двинулся по коридору и сказал Валентайну, который взгромоздился на высокий табурет у стойки:
– Угощаю. Я твой должник.
Положив шляпу на столешницу, я потер ноющий висок. Ну, разумеется, стоило только перестать напрягать правый глаз от волнения, как половина головы, словно в отместку, отдалась тупой пульсирующей болью.
К этому времени мы с братом остались вдвоем. По дороге к Гранд-стрит мистер Пист сошел и направился на ночной обход – как всегда преданный своему делу, хоть и немного сонный. Три человека из комитета быстрей меня сообразили, что в одну карету мы не поместимся и что уж совсем немного найдется охотников везти куда-то троицу чернокожих – так и сказали, к моему молчаливому смущению. А потому поступили по-джентльменски – предложили здесь и распрощаться, после того, как я вызвался доставить спасенное семейство во временное убежище ввиду отсутствия Чарльза Адамса. И вот двое обитателей Нью-Йорка по фамилии Уайлд – один весь размягченный от облегчения, второй размягченный от принятых чуть раньше снадобий – буквально умыкнули у них Делию с Джонасом, посадили в двухколесный экипаж и увезли с какой-то, как мне показалось, даже непристойной поспешностью. И платил, разумеется, мой более обеспеченный старший брат. И это раздражало. Как почти все, что делал Вал.
– Можно подумать, я для тебя все это провернул, – хмыкнул он и выложил локти на стойку. – Если существует на свете более соблазнительная цыпочка, чем эта миссис Адамс, то я готов сожрать свой ботинок, даже не посолив.
– Она замужем, – кисло заметил я.
– До сей поры это меня мало волновало… О, да ради бога, успокойся ты! Не собираюсь ловить рыбку в этом озере.
– Вот спасибо. Нет, погоди, – добавил я. – А ты что, обычно… не то, чтобы я возражаю…
– Возражаешь?
Я никогда не возражал, так уж был воспитан – если вообще меня кто-то воспитывал (плохая шутка!) – что это не моего ума дело. Кто там с кем и почему. Между черными и белыми всегда существовали интимные отношения. У нас с Валом никогда не было достаточно денег, чтобы воротить нос от любого живого существа – ну, разве что кроме вшей, – а когда я был еще мальчишкой, нас взял под свое крыло один патриарх из Андерхилла, радикальный приверженец протестантизма. И все эти сантименты по поводу расового кровосмесительства предназначены для людей с вышитыми подушечками и кружевными салфеточками, или уж для того сорта тупиц, которые причисляют африканцев к особой породе обезьян.
– Если б она не была замужем, – пытался объяснить я. – Я не возражал бы. И если тебе…
– Убери морду подальше, а то как бы я не превратил ее в пудинг. – И Вал шлепнул меня по руке.
– Не смей так говорить о моем лице.
– Тогда не криви его, как извращенец, прилипший к чужому дверному глазку.
– Да отвяжись ты. Но… я просто хотел спросить, у тебя было?.. – Выразиться яснее я в тот момент просто не мог.
– Спал ли я с черной женщиной? – Теперь уже Вал смотрел озадаченно. – Последний раз два или три месяца назад, точно не помню. А что?
Ну, вот и приехали. Самое удивительное в этом разговоре было то, что я вообще осмелился задать этот вопрос. Валентайна вообще нельзя было доставать расспросами о половой принадлежности его постельных партнеров, в чем я успел убедиться в прошлом августе и был тогда изрядно шокирован. Так что раса его вряд ли остановила бы. Я подумал, стоит ли добавлять пункт о расовом кровосмешении к списку других непотребств Вала, и решил, что нет. Наркотики, алкоголь, взятки, насилие, хождение по шлюхам, азартные игры, воровство, мошенничество, вымогательство и содомия – все это еще служило предметом для беспокойства. А вот что касалось расового кровосмесительства – для меня это было равносильно посещению американской Академии художеств, где можно вдоволь полюбоваться мирными пейзажами.