22 августа мы погрузились на борт «Мюирона»,[124] в последний раз вглядываясь в Египет. Он не вымолвил ни слова.
— И что мне теперь делать? — через некоторое время спросил я.
— У нас есть ключ. Теперь надо найти мастера. Новый, свободный ум, который не затронули проблемы и противоречия Института. Неизвестный? Надо его искать и делать это за пределами Египта. Наш дешифровщик, возможно, живет во Франции и ждет нас. Таким образом, ваше возвращение вовсе не означает, что все закончилось.
Его полный энергии голос раздавался в темноте ночи, обещая мне продолжение приключения. По крайней мере, здесь, на палубе, жизнь не обманывала моих надежд.
Но уже поздно, и я очень устал. Завтра, если смогу, я еще вернусь к своему рассказу.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«АМIСО SINCERO»
Рассказ, написанный Орфеем Форжюри (1799–1801)
ГЛАВА 9
МОРГАН ДЕ СПАГ УМЕР 31 июля 1818 года…
Морган де Спаг умер 31 июля 1818 года. Об этом объявили в Сенате, в Институте, в Политехнической школе.
Многие известные и неизвестные люди направились к дому, где жила мадам Гортензия де Спаг. Все они хотели проститься с ее мужем. Полторы с лишним тысячи человек сделали записи в книге соболезнований. Перекрыли улицу де Фиакр. По обочинам стояли часовые. Люди шли нескончаемым потоком.
5 августа 1818 года все, известные и неизвестные, неверующие и правоверные, собрались в церкви де ля Мадлен. Затем похоронный кортеж двинулся к кладбищу Пер-Лашез.[125] Было тепло, но небо затянули серые облака. Порывы сухого ветра гоняли парижскую пыль. Ветер иссушал горло. От него кололо в глазах.
— Я снова вижу, как мы идем от Александрии к Каиру… Такая же погода, тот же удушливый воздух… Не правда ли, немного похоже на то, что мы пережили во время нашего марша?
Инженер Жоллуа шагал передо мной. Терраж, шедший рядом с ним, ответил:
— У тебя такое впечатление, потому что мы собрались все вместе. Это твои воспоминания просыпаются и мучают тебя…
Каждый раз одно и то же.
Когда Жоллуа спрашивал себя о чем-то, Терраж отвечал.
И наоборот. После их приключения в Верхнем Египте эти двое стали неразлучны.
— Посмотри на географа Жомара, — продолжил Жоллуа. — Он не меняется…
— Где он? — спросил Терраж.
— Идет прямо перед нами, точно там же, где был, когда мы двигались по пустыне.
— Эти воспоминания слишком сильны, — сказал Терраж.
— Они спаивают нас навсегда, — прошептал Жоллуа.
Все, кто выжил, несмотря на время и последствия экспедиции, были здесь. Так было всегда, когда кто-то из нас уходил в мир иной. Институт Египта собирался, хотя ряды его постепенно редели. Сколько нас было в тот день? Меньше пятидесяти человек. Из ста шестидесяти ученых, которые высадились на земле Египта, тридцать там и остались. А потом возраст и болезни стали косить нас одного за другим. Гениальный Контэ, физик Малюс де Митри, астроном Нуэ,[126] химик Шампи, специалист по минералам Доломьё, потом Бертолле…
Сегодня мы оплакивали Моргана де Спага, и все собрались, чтобы проводить его в последний путь. Начнись страшная буря, упади молния к нашим ногам — нам было бы все равно, ибо мы были вместе, сплоченные той удивительной привязанностью, что родилась в испытаниях, выпавших на нашу долю. Фарос Ле Жансем и я, Орфей Форжюри, мы шли бок о бок. Мое плечо плотно прижималось к плечу моего брата по приключению. Волнение не мешало мне слышать голоса из гущи кортежа. Все чтили память умершего человека. Таким образом, то, чего опасался Морган, не произошло.
Накануне смерти Моргана я получил от него письмо. Я работал в Париже над аналитической теорией тепла, результаты которой надеялся вскоре представить коллегам по Академии наук, если тайна расшифровки оставит мне на это время. Я узнал восковую печать Моргана и его почерк, тонкий и элегантный, которым было выведено мое имя: Орфей Форжюри.
Толщина конверта меня встревожила. Я догадался о его содержании. Смерть Моргана — единственная причина, которая могла объяснить то, что вручала мне судьба.
Он умер, и я не успел увидеться с ним. Наша последняя встреча имела место три дня тому назад. Я пришел к нему домой, ибо он не вставал уже несколько длинных недель. Прежде мне часто приходилось бывать на пороге его дома в парке Монсо. Слуги, открывшие мне, сказали, даже не спросив хозяина, что господин де Спаг больше не принимает. Я попросил позвать Гортензию. Она вышла ко мне, бледная и полная достоинства, но глаза ее покраснели от горя. На ней было темно-сиреневое платье, а седые волосы были стянуты в узел, что лишь подчеркивало благородство лица. Несмотря на все испытания, Гортензия де Спаг совсем не изменилась.
Мы с Фаросом познакомились с ней в день нашего возвращения в Париж, 25 октября 1801 года. Но прежде Морган, вернувшийся во Францию два года назад, отправился в Тулон.
Мы сошли с борта «Amico Sincero», совершив ужасное путешествие. Мы оставили Египет, но приключение нас не отпускало. Нас терзали такие бури, какие возможны только в Средиземном море. В первой четверти ночи, когда моряк вставал за штурвал, небо было звездным, а море спокойным.
Однако через час поднимался резкий ветер. Он дул с севера, поднимая волны, бившие в борт корабля. Моряки залезали на мачты, чтобы свернуть паруса. Их крики перекрывали грохот ветра и ломающихся ящиков, сваленных на палубе.
Десять человек лезли наверх. Лишь трое спускались живыми. Прочие погибали. Исчезали в море. Нам, похоже, было предначертано пережить новые испытания. Морган де Спаг приехал к нам навстречу. Он уже три дня ждал нас в здании Морского министерства, где находился Бонапарт перед отправлением экспедиции. Пренебрегая карантином, который изолировал нас от мира, он предстал перед «Amico Sincere» и потребовал перебросить ему мостик с палубы до набережной. Потом бросился на корабль и, выкрикивая наши имена, сжал нас в объятиях, вовлекая наше трио в импровизированный танец, больше похожий на прыжки на месте.
— Пожалей нас! Морган! — кричал Фарос. — Ты раздавишь мне все кости. Я пережил всю эту Одиссею не для того, чтобы задохнуться в объятиях друга!
Счастливый Морган никак не мог успокоиться. Однако, присмотревшись, я нашел, что он сильно похудел.
— Горячка мучает по-прежнему? — спросил я, имея в виду его болезнь, полученную под Сен-Жан-д'Акром.
— Один ваш вид отодвигает на второй план все эти проблемы. Тут лишь возраст виноват, — возразил он, но не сумел сдержать приступа кашля.
На миг он отвернулся. Когда он снова посмотрел на нас, лицо его было бледно. Впрочем, он тут же прыгнул на меня, чтобы вновь сжать в объятиях.
— Я вижу по вашим физиономиям, что вы соскучились по доброму парижскому воздуху. Влажному и холодному. А наши скользкие от грязи мостовые, а наш угольный дым, забивающий легкие и нос, а наша зябкая осень! Дома холодно, постель влажная. Днем моросит; ночью фиакры на ощупь движутся в тумане, а деревья Ботанического сада стоят почти без листьев. Чувствуете ли вы себя в форме, чтобы немедленно выйти навстречу этому новому испытанию?
— Карантин, Морган… Мы заперты здесь. Говорят, нас повезут в Марсель…
— Все уже решено! Хорошо быть близким к Первому консулу… — Он бросил на меня игривый взгляд. — Не надо беспокоиться. Мой экипаж там. Четыре прекрасные лошади уже бьют копытами. В дорогу! Сегодня вечером мы будем спать в Эксе, где я знаю одну гостиницу — ее омлеты и вино не нуждаются в дополнительных рекомендациях.
— А хлеб? — облизнулся Фарос.
— И курочки, молодые петушки, рагу, супы, овощи, сыры, Фарос! Все для тебя…
— А наши вещи, что будет с ними?
— Максимилиан этим займется.
Морган повернулся к высокому сухому человеку, одетому во все черное; то был Максимилиан, его бесценный камердинер.
Поездка стала одним большим приятным воспоминанием. Семь дней, пока мы ехали до Парижа, мы вряд ли молчали хотя бы минуту.
— Что нового во Франции в октябре 1801 года? — спросил Фарос.
— Расскажи нам вначале о 18 брюмера, — добавил я. — Итак, Бонапарт повел себя как тиран?
124
Этот корабль был назван в честь капитана Мюирона, адъютанта главнокомандующего, прикрывшего своим телом Наполеона в Аркольском сражении 15 ноября 1796 г.
125
Пер-Лашез — кладбище в Париже. Бывшее поместье духовника Людовика XIV патера (по-французски «реге») Лашеза, откуда и происходит название. На этом кладбище похоронены видные французские деятели культуры и науки, а также военные и политические фигуры…
126
Николя-Огюст Нуэ (1740–1811) — ученый-астроном, работник Парижской обсерватории. Член Института Египта. Занимался составлением карт Египта и измерениями пирамид.