Выбрать главу

На «Трубку Мира» продолжал прибывать народ. Но ехали пока только одни мужчины. Ставили дома, заводили унылые холостяцкие хозяйства. Однажды, сидя в одном таком доме и глядя на голые стены, на пустые консервные банки, валявшиеся по углам, Михаил с тоской сказал:

— Эх, неуютно живем, ребята! В такой дом и входить-то не хочется, не то чтобы жить. Надо женщин вызывать.

— Не поедут, — возразил кто-то. — Куда же на зиму с барахлом, с ребятишками в тайгу подаваться? Весны ждать надо.

— Моя поедет, — уверенно произнес Михаил. — А твоя, Кеша? У тебя же трое наследников!

— И моя поедет, — ответил Прокопьев. — Что, она хуже других, что ли? А детишки, что ж поделаешь. Кому-то все равно надо начинать обживать место.

В тот же день Михаил дал в Нюрбу радиограмму: «Оля, приезжай. Надо обживать место».

Вскоре Оля Таборова и Тамара Прокопьева приехали на трубку. Они были первыми женщинами, зимовавшими в Мирном, а трое наследников Иннокентия Прокопьева — первыми детьми в поселке.

— Устраиваться так устраиваться, — говорила Оля, ликвидируя последствия холостяцкой жизни в доме Таборова. — Не один же год здесь жить будем.

За Таборовой и Прокопьевой потянулись в Мирный жены и других строителей. В тайге закачалось на веревках стираное белье, чаще стал струиться дымок над крышами зимовий.

Но вот ударили первые морозы. Термометры показывали минус пятьдесят два. Женщины и дети не выходили из домов, но мужчины по-прежнему продолжали готовиться к весеннему наступлению на «Трубку Мира». В пятидесятиградусные морозы они строили жилые помещения, склады, будущие лаборатории и обогатительные фабрики.

Между тем морозы крепчали. В конце декабря столбик ртути опустился до цифры шестьдесят. Густой, шелестящий туман повис над тайгой. Самолеты не ходили. Положение с каждым днем становилось все серьезнее — в поселке кончались продукты. В некоторых семьях заболели от больших холодов дети. На партийном собрании, которое состоялось в здании будущей столовой, стоял только один вопрос: «Борьба с морозом».

Первые коммунисты Мирного решили: просить руководство экспедиции выслать к трубке машинно-тракторный караван с продовольствием, а своими силами повести от поселка навстречу каравану просеку, чтобы облегчить движение транспорта.

В первых числах января с центральной базы Амакинки вышла в знаменитый «ледовый поход» колонна машин и тракторов. Колонна двигалась напрямик через тайгу. Впереди шли люди с топорами и пилами. Они прорубали просеку и расчищали снег. За ними черепашьим шагом двигались тракторы и машины. Водители не вылезали из кабин по двадцать четыре часа — мотор мог заглохнуть, и тогда замерзшая вода разнесла бы радиатор в куски. Спали прямо за баранкой, не снимая ноги с педали газа.

Иногда над колонной проносились свирепейшие метели. Машины не останавливались: с зажженными фарами шоферы продолжали пробиваться через снежные вихри. Все знали: в Мирном сидят на голодном пайке женщины и дети.

А от поселка навстречу колонне рубили просеку Михаил Таборов, Иннокентий Прокопьев и их товарищи. Это была жестокая схватка с разбушевавшейся стихией. У многих от мороза почернели лица, но просека продолжала двигаться в тайгу. Когда в Мирном осталось продуктов на два дня, колонна, вышедшая с центральной базы, и строители поселка встретились.

Замысел руководства экспедиции — провести предшествующие детальной разведке трубки работы не как обычно, летом, а зимой, сэкономив на этом целый год, был выполнен. С приходом первых теплых дней геологи сразу же начали разведку трубки. На ее поверхности заголубели отвалы шурфов, поднялись над тайгой стальные фермы бурильных установок.

Была решена и транспортная проблема. Кроме самолетов, в Мирный стали ходить тракторы с железными санями. Сани эти были универсальные: зимой их хорошо было тащить по снегу, а летом они не менее ходко шли за трактором по болотам и трясинам.

В далеком таежном Мирном жизнь стала постепенно налаживаться. В магазине был теперь разнообразный выбор продуктов, в столовой, как в заправском ресторане, меню состояло из многих блюд.

Поэтому так рьяно и угощали меня Ольга Петровна и Михаил Иванович Таборовы. Старожилам Мирного, перенесшим трудную зимнюю блокаду 1955–1956 годов, им было все равно, какого рода-племени человек сидел в их доме за столом. Для них, проведших большую часть своей семейной жизни под брезентовой кровлей походной палатки, главное был не гость, а возможность принять гостя, они накрывали стол не столько для меня, сколько для себя. Я быстро осознал свою незначительность по сравнению с небольшим белым квадратом, уставленным многочисленными тарелками, банками и склянками, и воздал должное кулинарным талантам Ольги Петровны. Сами же Таборовы ничего не ели. Они с умилением наблюдали, как я расправляюсь с их припасами. Мы получали, так сказать, взаимное удовлетворение.