В тайге торжествующе трубил лось…
Глава шестая
ЧТОБЫ В СЕРДЦЕ НЕ ЗАКРАЛАСЬ ПЛЕСЕНЬ!
Песня шагает в ногу
Год 1954-й… В актовом зале Московского университета шел выпускной вечер геологического и географического факультетов. Я, выпускник факультета журналистики, приглашен на правах гостя. Среди «геологов» и «географов» у меня много друзей и знакомых.
В зале шумно. Играет музыка, кружатся пары. Но вот оркестр умолкает, и все, кто есть в зале, собираются в центре и, положив друг другу руки на плечи, образуют большой круг. Ждут полной тишины. И когда она наступает, несколько голосов сразу запевает:
И все, кто есть в зале, даже те, кто попал сюда совершенно случайно, подхватывают торжественную, рождающую в груди холодок отваги и решимости мелодию:
Это гимн географического факультета, но его знает весь университет. Его поют на выпускных вечерах всех факультетов. Написанный своими студенческими поэтами и композиторами, он лучше, чем какая-либо другая песня, выражает счастливый порыв молодости в новый, неизвестный мир, у порога которого стоят сошедшие с ученической скамейки юноши и девушки.
Геологи и географы поют эту песню с особым смыслом. В ее словах — их будущая жизнь, работа, счастье, любовь, радости, горести. Ведь многим из них действительно придется прокладывать по картам пунктиры, открывать новые земли, поднимать к жизни пустыни севера и юга.
За окнами шумит весенняя Москва. В зал врываются гудки автомобилей, ветер приносит терпкий аромат зелени, и старые университетские липы, качая ветвями, осторожно заглядывают в окна актового зала.
…Вечер давно окончен. Взявшись под руки, мы идем длинной шеренгой по Манежной площади. Тротуары, вымытые первым весенним дождем, блестят, как глянцевые, отражая желтые и фиолетовые цепочки огней. Они тянутся перед каждым из нас далеко-далеко…
Мы выходим на Красную площадь. Мокрой хвоей пахнет у кремлевских стен. Мерцают в вышине рубиновые звезды. На Спасской башне часы бьют пятнадцать минут первого. Начинается новый день.
Мы стоим у перил Москворецкого моста. Черная, невидимая Москва-река катит под нами свои воды. И кажется, что она — символ вечного движения вперед, — рождаясь у наших ног, зовет за собой вдаль, в таинственную неизвестность.
Мы смотрим на Москву-реку и молчим. И каждый из нас испытывает те чувства, которые неизбежно рождаются в молодости, когда стоишь у начала больших дорог.
Год 1956-й… Третий месяц я летаю по Якутии из одной разведочной партии в другую, из экспедиции в экспедицию. Журналистская судьба забросила меня на алмазные месторождения. И чуть ли не каждый день я вспоминал тот выпускной вечер и ту песню, которую мы пели в актовом зале.
Нет, это не были праздные воспоминания — их рождала действительность. Где бы ни приходилось побывать — в далекой ли северной партии, за Полярным кругом, или в поисковом отряде, затерявшемся в лесах центральной Якутии, — везде встречались те, с кем бродили мы в тот памятный вечер по московским улицам и пели песню о пунктирах, которые нам нужно было проложить по свету. Толя Раскидаев, Олег Павлинов, Ким Кривулин, Шура Мозжухина — да разве всех перечислишь!..
В стеганых телогрейках, в резиновых сапогах, в черных накомарниках, они шли по топям и марям, таща за собой навьюченных лошадей и оленей. Они выходили на берега безыменных рек, они рубили в тайге просеки, они начинали жизнь на далеких полярных болотах.
Они прокладывали в якутской тайге те самые пунктиры, о которых пели на своем выпускном вечере. Слова песни одевались в плоть, мелодия сливалась с гулом буровых вышек и ревом тракторов. Юношеская мечта оборачивалась большими делами, новою жизнью, возникающей на местах недавних «белых пятен».
И было необыкновенно радостно сознавать, что у друзей молодости, которых довелось встретить мне в якутской тайге, юношеская мечта не разошлась с делом, песня не разминулась с жизнью.