Уже совсем потух костер. Я так увлекся, что забыл подложить в него веток. Ну, спи, Верок! Счастливых тебе снов…
Я совсем забыл представить тебе членов нашего отряда. Всего нас четверо: сначала расскажу о Сергее — нашем завхозе, поваре, рабочем, хозяйственнике — словом, мы называем его «оргсектор». Сергей — старый таежник. Он самый старший из нас и самый опытный. У него заполярный стаж даже на два года больше, чем у меня, и по имени я его зову только на правах начальника отряда. Он ростом невысок, кряжист, лицо всегда задумчивое, хмурое, словно замышляет что-то серьезное. Сергей все умеет. Кажется, нет такого ремесла, которому он не обучен. Он и плот может срубить, и обед сварить, и хорошее зимовье поставить, и в геологии разбирается неплохо. Словом, без него мы как без рук.
Вообще у нас в тайге роль рабочего в поисковом отряде особенно велика. Часто бывает так, что с молодым, еще недостаточно опытным геологом работает старый рабочий — таежник. В таких случаях он выполняет обязанности своеобразной «няньки» или, вернее сказать, «дядьки» при геологе. Такие отношения со стороны всегда очень трогательно выглядят. Я пишу об этом потому, что наблюдаю подобную ситуацию каждый день. Ведь два других члена нашего отряда — Герман и Таня — совсем еще зеленые юнцы. Юнцы, конечно, довольно относительные. Герман уже два года как окончил техникум, а Таня — третий полевой сезон после институтской скамьи вместе с геологами нашей экспедиции «охотится» по северной тайге за неуловимыми кимберлитами. Но для полярной тайги — это пустяковый стаж. И Сергей всячески заботится о них, наставляет, учит таежному уму-разуму.
Ох, и засиделся же я, Веруня! Пора ложиться. Завтра рано вставать. Спокойной ночи…
Сегодня утром начали работать на ручье, на который я возлагаю большие надежды. Это вообще-то не ручей, а самая настоящая река — ширина ее метров семь, а глубина метра три. Берем пробы и шлихи, промываем их, сушим. Пока все идет хорошо, только вот погода начинает портиться. Сильно туманит, солнца не видно почти совсем, изредка моросит мелкий дождик. Одежда наша от утра до утра, конечно, не просыхает.
Сегодня Сергей учил Германа разводить костер: Герман сегодня дежурный. Он, конечно, разложил огромный, неуютный кострище. Сергей не выдержал и сказал в сердцах:
— Дура, тайгу спалишь!
Герман обиделся, снял очки, долго протирал их, но так ничего и не сказал. Вообще он добрейшая душа, этот Герман. Таня говорит, что он похож на доктора Айболита, и все время так и зовет его (по-моему, Герман немного неравнодушен к Тане, а она, видя это, подшучивает над ним).
Герман утверждает, что ручей, на котором мы работаем, безыменный, и предлагает назвать его по имени начальника отряда, то есть «Ручьем Сабинина». Я по праву старшего дал самоотвод и предложил назвать его «Ручьем Веры» — ручьем веры в наше общее дело, в наш успех. Ребята помолчали и согласились. Конечно, они поняли, что я имел в виду и тебя. Один только Сергей сказал, что все это глупости.
Таня и Герман тут же написали заявку в геодезическое управление, и с января будущего года на всех картах Якутии должно появиться новое название.
Мы все время двигаемся по берегам: я по одному, а Таня с Германом по другому. Сергей же, связав наши резиновые лодки, перегоняет их к месту намеченного по карте привала и, поджидая нас, ставит палатки, варит обед и вообще «ведет хозяйство».
Вера, милая! Что-то скучно и тоскливо на душе. Все-таки я люблю тебя какой-то ненормальной, сумасшедшей любовью. Я совершенно не могу без тебя, и если бы не это случайное обстоятельство — неотправленное письмо, я бы не знал, куда девать себя после работы. Ребята по-разному относятся к тому, что я пишу тебе почти каждый вечер: Таня, как женщина, одобряет, Герман молчит. Для него все, что бы я ни делал, хорошо. Сергей, конечно, в душе презирает меня. Он закоренелый холостяк. По его словам, «баба — самая липучая болячка на свете».
По ночам, сидя у костра, я слышу, как из тайги доносится хриплый и короткий лосиный рев — началось время осенних боев между быками. Иногда днем нам встречается пара сохатых: весь израненный, иссеченный рогами соперников лось, гордо подняв ветвистую голову, идет за лосихой. Его счастье понятно — оно досталось в трудной борьбе…