Я выбрала Чиппендейл и уселась на золотистой подушке сиденья, но внутреннее напряжение не спало. Как тихо он говорит! Мне приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его суховатые фразы. Казалось, что, говоря так тихо, он стремится привлечь как можно меньше внимания к своему физическому «я». Однако огорчило меня не столько это, сколько смысл его слов. С каждым новым сообщением насчет того, что бабушка Джулия со мной не увидится, мое решение повидаться с ней только крепло. Может, и во мне тоже было что-то стальное? Как найти способ осуществить мое намерение – вот в чем была трудность. Не могла же я подойти к ее двери и начать барабанить по ней кулаком.
Джеральд уселся не сразу, он еще немного побродил по комнате – то притронется к венецианскому стеклянному кубку на угловой полке, то переставит фарфоровую фигурку немецкой пастушки в горке, то остановится перед жирандолью и поправит один из подсвечников – и все это делал с любовной сосредоточенностью, так что я сразу почувствовала, как он любит эти вещи и как гордится ими. На лице его появилось выражение неудовольствия только тогда, когда, положив руку на спинку маленького хепплуайтского стула, стоявшего возле камина, он наклонился, чтобы внимательно осмотреть атласное, голубое в полоску, сиденье. Он пристально вгляделся в ткань, потом провел по ней пальцем с таким выражением, как будто обнаружил какой-то глубоко его огорчивший изъян.
Позади нас кто-то вошел в столовую и начал что-то быстро говорить служанке. Это была Кейт Салуэй. Сняв форменную одежду и фартук, она надела темно-зеленое облегающее платье с пышной юбкой, которое гармонировало с ее каштановыми волосами и шло к ее округлым формам. Джеральд тут же поднял глаза и вопросительно посмотрел на нее.
– Сегодня нам не понадобится за столом место для миссис Джулии, – сказала она, отвечая на его взгляд. – Будете только вы, ваша мама и мисс Райс.
– Вот видите?! – сказал, обращаясь ко мне Джеральд. – Я не думал, что она появится, раз за столом будете вы. Кейт, ну что, нашли ожерелье?
Она вошла в комнату для приема гостей. Ее доброе лицо было удручено.
– Крис обыскал все, но пока что ничего не нашли. Конечно, будем продолжать поиски. Ваша тетя Фрици говорит, что понятия не имеет, где оно может быть после того, как отдала его той самой птице.
– Но вы по крайней мере вернули картину, – сказал Джеральд. – Куда она на этот раз ее затащила?
– Картина была в ее комнате. Она не настолько мала, чтобы можно было ее спрятать.
Джеральд раздраженно махнул рукой в сторону хепплуайтского стула.
– Посмотрите-ка на это, Кейт! Чтобы снять портрет, она наверняка взобралась на стул прямо в туфлях. А не далее как вчера я застал ее за тем, что она использовала японскую фарфоровую чашу имари, чтобы купать в ней своих птичек. Она ведет себя как легкомысленное дитя, и я просто не понимаю, почему мы должны без конца с этим мириться на том только основании, что когда-то она была дедушкиной любимицей, а бабушку мучает совесть.
Мучает совесть? Это меня заинтересовало. Но Джеральд сам говорил тоном обиженного ребенка, хотя теперь, когда он наклонил голову над стулом, было видно, что скоро у него появится двойной подбородок. Может, в том и состояла разгадка моего кузена: он был зрелым мужчиной, который все еще оставался ребенком, и его интересовала не столько жизнь как таковая, сколько драгоценные игрушки.
Кейт озабоченно подошла, чтобы взглянуть на стул.
– Мне очень жаль, Джеральд. Арвиллу невозможно полностью лишить доступа в эту часть дома, если не изолировать ее окончательно, но я постараюсь построже за ней присматривать.
Она просто и очень естественно назвала его Джеральдом, а не мистером Джеральдом. Ну понятно, они же выросли вместе в этом доме, и она стала бы употреблять более официальную форму только в разговоре с посторонним человеком вроде меня.
Он в последний раз обмахнул рукой сиденье и улыбнулся.
– Пожалуйста, проследи, Кейт! Сегодняшний день принес много огорчений – то одно, то другое.
Она понимающе кивнула.
– Это означает, что писать не придется. Но скоро опять станет тихо. Мне иногда кажется, что у мисс Фрици есть какая-то антенна, с помощью которой она улавливает новости, даже когда никто ничего ей не рассказывает. Сейчас она выведена из равновесия, очень неспокойна. Ты ведь знаешь, что, когда все тихо, она подобных вещей не делает.