– А, да ерунда это! Подруга моя на улице какой-то старушке деньги подала, та в неё вцепилась и стала рассказывать, какая Лотта хорошая да как она свою жизнь губит, живя неправильно. Ну, Лотта сдуру и пошла послушать, что там их проповедник проповедует. Я говорила ей, что нечего глупостями заниматься, а она и отвечает – мол, неправа ты, Дина, кое в чём они верно рассуждают. Но главное, что она хотела – добиться, чтобы Шнаппс согласился с ней разъехаться. Тогда бы Лотта жила сама по себе и занималась, чем захочет.
– На какие деньги? – вырвалось у Влада.
– Она планировала свои картины продавать и на это жить. Только Шнаппс о разводе и слышать не захотел, наоборот – молельню ей устроил, и деньги для проповедника даёт. Давал. Не знаю, как сейчас, Лотка давно у меня не была…
Диана стала потихоньку собирать инструменты, в Суржиков задумался.
Изобразить кликушескую веру в некоего бога, запрещающего жить нормально? Для развода? Странный какой-то способ. Нет, ну ладно, день-два поприкидываться; ну, неделю; хорошо, месяц – но тут-то речь идёт более чем о полугоде! Так втянулась, что и вправду ударилась в истовую веру? Странно, странно… а вот, кстати…
– Скажите мне, госпожа Мерсье, а рисовать Шарлотта Германовна продолжала всё это время?
Парикмахерша задумалась, прикусив палец, потом подняла глаза на сыщика:
– По-моему… Вроде бы нет… Ну, точно, не перестала – в начале апреля, я помню, она писала портрет старшего сына Шнаппса, в подарок к дню рождения.
– Ага… А отношения с пасынками не испортились у неё?
– Кажется, нет…
– Спасибо, Диана, вы очень мне помогли!
Как ни краснела госпожа Мерсье, пока Суржиков целовал ей руки, но от оплаты за свою работу не отказалась. Ему пришлось сбегать наверх, открыть сейф и достать оттуда один из замшевых мешочком с золотыми. Двести пятьдесят двойных дукатов мастер-парикмахер приняла без смущения, попросила обращаться ещё и упорхнула к вызванному экипажу. Влад же взглянул на часы – семь вечера, время детское! – и потянулся к коммуникатору.
– Сергей Иваныч? Вечер добрый, это Суржиков!
– А, Влад, и тебе не хворать! – рыкнул в трубке медвежий бас.
– Скажи, Сергей Иваныч, ты к нам наведаться не собираешься?
– А что, домовой ваш из странствий воротился?
– Нет пока, – хмыкнул актёр. – Но зато Софья, кажется, печёт яблочный пирог.
– Яблочный? Ну-ну… Через часок буду, ждите!
Сменить одни джинсы и джемпер на другие точно такие же было несложно, и уже через двадцать минут трое мужчин сидели за столиком в полупустом пока обеденном зале «Хитрого тролля». Столик располагался в нише и от большей части зала был закрыт пышным фикусом в горшке. Герр Шульце бросил на них взгляд из-за кухонной двери, и через мгновение возле голодных сыщиков уже стояла хорошенькая толстушка с блокнотом в руках.
– Значит, так, – сказал Кулиджанов, потирая руки. – Для начала по большой кружке келлербир и к нему чесночные гренки. Потом по тарелке гамбургского супа с угрём, и напоследок рульку с красной капустой. К рульке, пожалуй, стоит попробовать раухбир…
– Копчёное пиво тоже по кружке каждому? – карандаш летал по странице блокнота.
– Да, именно так.
– Одну минуту, господа! – девушка испарилась.
Алекс почувствовал, что от одних названий еды у него сводит желудок.
Официантка принесла и поставила перед каждым высокую керамическую кружку, почти до краёв которой поднималась белоснежная пена.
– Только вчера вечером привезли из Нюренберга две бочки «Мюнхофа», – сказала она так, будто выдавала из симпатии страшный секрет. – И, уверяю вас, уже завтра не останется даже пены от него! А вот и ваши гренки, суп подам через десять минут.
Пиво пахло жареным чёрным хлебом, орехами, мёдом и почему-то ирисками из детства. Верещагин отпил первый глоток, жмурясь от удовольствия, и кинул в рот подсоленный квадратик чёрного хлеба.
– Итак, что вы думаете о нашем букинисте? – деловито спросил инспектор Никонов, когда кружки наполовину опустели, а на зелёные льняные салфетки перед друзьями опустились тарелки с исходящим паром супом.
– Мне показалось, что в нашу легенду он поверил, – ответил Алекс.
– Это мы завтра узнаем, – покачал головой Кулиджанов. – Уверяю тебя, что сейчас не один и не два его помощника разнюхивают, чтобы узнать о нас как можно больше.
– Погоди, но ежели они копнут хоть чуть глубже, сразу узнают, кто мы такие! – приподнялся Верещагин. – Ну, про тебя, может, и не смогут разведать, а я-то весь как на ладони!