– Древние египтяне верили, что звезды на ночном небе – это души бессмертных богов. Они кружатся в вихрях Млечного Пути, в бесконечном космосе…
Камински смотрел вверх и все удивлялся светящимся осколкам звезд.
– Красиво сказано, – заметил он на этот раз абсолютно искренне. – И много вы о древних египтянах знаете? Я не знаю почти ничего.
– Жаль, – ответила Гелла Хорнштайн.
Но ее голос не звучал разочарованно. Она восприняла его слова скорее как просьбу рассказать что-нибудь еще.
– Раньше люди этой страны верили, что человек рождается на восходе и его души плывут по небу на запад, следуя за солнцем, пока не попадут во мрак и не примут другой облик. Поэтому гробницы и заупокойные храмы строились на западном берегу Нила.
Камински задумался.
– Абу-Симбел находится на западном берегу, но Рамсес не похоронен в нем.
– Правильно, – ответила доктор, – но на это есть свои причины. Пойдемте, уже поздно, я хочу домой.
Камински не понял, из-за чего у Геллы Хорнштайн так быстро менялось настроение. Он вообще не понимал эту женщину, но вел себя так, словно не замечает всех этих странностей. Поэтому он послушно отправился за ней, как преданный пес.
Камински понимал: несмотря на все клятвы и обещания, он хочет, чтобы эта женщина была его, должна быть его, чего бы это ни стоило! Он, конечно же, нашел массу положительных черт в Гелле Хорнштайн. В следующий момент его посетило болезненное, щемящее чувство, что здесь, в пустыне, его вновь настигнет прошлое.
Они молча подошли к низкому каменному дому Геллы. Его крыша представляла собой три небольших каменных купола – гениальное изобретение, уменьшавшее нагревание помещения. Доктор Хорнштайн жила с двумя медсестрами и санитаркой из госпиталя. Дом располагался всего в двух шагах от работы. Он был огорожен невысокой стеной из песчаника, положенного один на другой без раствора и защищавшего от песка, который стлался поземкой при малейшем дуновении ветра, словно снег в горах.
– Камински!
Камински ненавидел, когда с ним разговаривали таким тоном, но сдержался, чтобы не нарваться на высокомерие. В конечном счете, учительский тон вполне подходил к обычному образу Геллы Хорнштайн. Но ведь он видел в ней абсолютно другую женщину…
– Видите, вон там! – Повернувшись лицом к освещенному входу в дом, она схватила Камински за руку.
На песке неистово, будто в предсмертных конвульсиях, извивалась громадная змея толщиной в руку. Когда клубок развязался, Камински увидел, что пасть у змеи широко открыта, так широко, что, казалось, вот-вот разорвется. Оттуда торчала задняя часть рыже-белой кошки. Можно было различить лапки и хвост, и при каждом удушающем движении в пасти чудовища исчезала пара сантиметров тела жертвы.
– Прочь! – Гелла подняла шум.
Камински сообразил, что змея поймала домашнего зверька. Он не понял, как все произошло, но Гелла вдруг оказалась в его объятьях и прижалась к его груди.
– Прочь! – Она все кричала.
Камински хотелось, чтобы это случилось при других обстоятельствах. Сейчас он ничего не испытывал от такого сближения, скорее хотел высвободиться из объятий. Но что-то подобное должно было произойти…
– Оружие! – закричал Камински. – Есть у кого-нибудь оружие?
Гелла растерянно пожала плечами.
– У вас есть топор?
На крик из соседнего дома прибежал слуга-египтянин. Он испуганно посмотрел на змею, потом на Камински и сказал:
– Нож, мистер! – И руками показал длину ножа.
– Хорошо! – крикнул Камински. – Тащи сюда! Только живо!
Слуга помчался к дому и через минуту вернулся с огромной кривой саблей, какую можно купить на любом арабском рынке. Камински, схватив саблю обеими руками, уверенно, но осторожно приблизился к змее. Она еще извивалась, из пасти торчал кошачий хвост. Отвратительное зрелище!
Камински поднял саблю над головой и одним сильным ударом разрубил змею пополам. Брызнула кровь, окрасив пыльную землю в темный цвет. Из одной змеи получилось две: обе части продолжали шевелиться. Они извивались и дергались в песке, явно подавая признаки жизни. Увидев это, Камински нанес второй, третий, четвертый удар, разрубая змею на кусочки. Потом все закончилось.
Гелла, зажимая руками рот, наблюдала кровавую сцену с безопасного расстояния.
– Какое страшное предзнаменование! – сказала она.
11
В лагере происходило мало интересных событий, поговорить было не о чем, поэтому мужественный поступок Камински вскоре оказался у всех на устах. Его поздравляли, будто речь шла не об обычной змее, а как минимум о драконе, который не кошку проглотил, а намеревался съесть самого доктора. Только сама Гелла Хорнштайн осталась равнодушной. Что же он сделал не так?