С наступлением осенних холодов мы вновь перебирались в зимнюю половину нашего дома. Она была поменьше летника и с маленькими же окнами с двойными рамами на северную сторону, отчего в избе было темнее, но зато тепло и уютно. Большую часть избы занимала широкая русская печь, кирпичи которой хранили жар весь день с утра и до ночи.
С этим временем связаны мои детские воспоминания о долгих осенних и зимних вечерах, когда на улице темнело рано и так же рано зажигалась на столе керосиновая лампа. Как сейчас вижу бабушку Прасковью за прялкой или ткацким станком, что-то вяжущую спицами мать и деда, читающего газету у самой лампы. Но особенно запомнились те вечера, когда к нам на огонек приходил кто-нибудь из соседей, моя тетушка Соня, муж которой дядя Семен был на фронте, или другие родственники и когда начинались в избе вечерние разговоры. Тогда вообще было принято ходить друг к другу на посиделки или, как тогда говорили, «на беседы»
Время было военное, отцы наши воевали и чаще всего приходили к деду соседские старики: дед Алексей, дед Иван, Герасимыч, дед Федор. Мое место во время этих вечерних бесед – на печи или полатях. Старики сидели обычно на передней лавке, но «смолить» махорку шли всегда к порогу : курить в передней половине считалось неприличным. Неспеша они сворачивали «козьи ножки», доставали кисеты с крепким самосадом, высекали из кремня искры кресалом на ватный трут и, прикурив от этого самодельного огонька, так же неторопливо вели разговоры. У всех стариков сыновья были на войне и разговор, конечно, шел о последних фронтовых событиях, о «германце», с которыми они, солдаты первой мировой воевали еще в четырнадцатом году.
Если же к нам приходили женщины, то в такие вечера обычно читались вслух письма с фронта или от родных из городов. Подробностей этих вечерних бесед я, конечно не помню, но хорошо помню, что много тогда говорилось о разных житейских случаях и историях, о людях прошлого и настоящего времени. О, сколько я слышал в те вечера устных рассказов и целых повестей! Сколько говорилось интересных слов, мыслей, поговорок, которые сами стоили целого рассказа.
Немногие из наших односельчан, ушедших на войну, возвратились домой. Большинство их осталось навек в чужой стороне. И если случалось, что кто-нибудь из вернувшихся фронтовиков заходил вечером к нам, то разговор обычно шел о фронтовой жизни, которая в них продолжала существовать еше долгое время. Я хорошо помню эти рассказы. В них была такая правда о войне, какой никогда не встречалась в книгах о той же войне.
Давно ушли те времена и многих людей, что приходили к нам тогда, уже нет на этом свете. Еще при жизни деда Александра перестроен наш старый дом. Давно нет тех вечерних разговоров, но память о них жива. И, вспоминая вечера своего детства, я иногда сам иду на огонек к кому-нибудь из своих друзей, а двери моего дома открыты для всех, кто захочет придти ко мне для вечернего разговора.
* * *
Я СЛУЖИЛ ПРИ МАРГЕЛОВЕ
…Однажды в кругу друзей мне довелось рассказывать о своей службе в воздушно-десантных войсках, о парашютных прыжках с аэростата и с различных самолетов, об учениях и марш-бросках, об отцах-командирах и в том числе, конечно же, о нашем командующем в те годы генерале Василии Филипповиче Маргелове.
И мои друзья мне посоветовали обо всем этом написать. Особенно о генерале Маргелове. ВДВ, как говорится, «войска дяди Васи».
Я долго размышлял: ну много ли о командующем целым родом войск может рассказать рядовой солдат или сержант? Но потом все же решился: сильная личность всегда оставляет след в памяти любого человека, который на своем жизненном пути ее, эту личность, когда-нибудь встретил.
В архиве моей памяти сохранилось несколько случаев, когда я видел генерала Маргелова, да еще несколько легенд, ходивших о нем среди солдат. О них-то я и решаюсь поведать…
…В армию меня призвали 4 июля 1956 года, когда впервые, пожалуй, была нарушена традиция осенних призывов. Но на то была причина: прямо с призывных пунктов многих из нас в тот год в воинских эшалонах везли на целинные земли Казахстана, где предстояло убирать небывалый по тем временам урожай.
А из бескрайних казахских степей, со станции Шортанды Акмолинской области в ноябре месяце мы уехали в город Псков и стал я служить в 234-м гвардейском Черноморском парашютно-десантном полку 76-й гвардейской Черниговской воздушно-десантной дивизии.
С первых дней службы в полку мы воспитывались на боевых воинских традициях прошлого, в том числе и совсем недавнего: ведь многие наши офицеры и старшины были фронтовиками, а мы детьми фронтовиков.
Гвардейский наш полк был знаменит тем, что происходил из Таманской армии, которая «железным потоком» прошла по Северному Кавказу в годы гражданской войны и тем еще, что полк послужил основой формирования в 1939 году нашей дивизии, в то время просто стрелковой.
К слову сказать, когда 1 сентября 1959 года отмечалось 20-летие 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, то на торжественном параде мне, тогда старшему сержанту полковой школы, было поручено нести ее гвардейское боевое знамя.
Наименование «Черниговская» дивизия получила в 1943 году за освобождение города Чернигова. А свой боевой путь от Новороссийска и Одессы, через Сталинград, Орел, Чернигов и Брест, через бои в Польше 76-я закончила на побережьи Балтийского моря взятием города Гданьска.
С первых же дней службы в парашютном полку узнали мы и о генерале Маргелове, который был в то время командующим воздушно-десантными войсками, а в недавнем прошлом командиром нашей дивизии.
О нем среди солдат ходили легенды и его очень любили в войсках. Во всяком случае , в нашей дивизии это было. Старослужащие говорили нам, что генералу Маргелову хотели в расположении дивизии даже поставить памятный бюст, да не разрешили власти.
За что его любили? За то, что солдат своих он называл сыновьями и относился к ним по-отечески. Когда он приезжал в полк, например, и шел по городку, то офицеры старались обходить его стороной, а, встретив солдата, генерал, часто бывало, с ним разговаривал, расспрашивал о службе, о родителях. Так же было и на учениях, и на тренировочных прыжках с аэростата на площадке приземления.
Надо сказать, что с точки зрения техники этот прыжок не был сложным: поднимут тебя в «корзине» аэростата на высоту 400 метров, а оттуда, встав на узенький порожек, надо лишь оттолкнуться и прыгнуть вниз. Но вот оттолкнуться-то и было самым трудным, особенно для начинающих: ведь большинство из нас до службы в армии выше второго этажа не поднимались. А тех, кто не мог преодолеть страха высоты и прыгнуть, у нас называли «отказниками».
Однажды с таким «отказником» аэростат спустился к земле, когда на площадке для прыжков находился генерал Маргелов. Он долго говорил с солдатом один на один и тот, забравшись опять в «корзину», совершил прыжок.
Рассказывали еще, что и своих сыновей-школьников генерал заставил прыгнуть с аэростата, несмотря на отчаянное сопротивление жены. Не знаю, так ли было на самом деле, но такая байка среди солдат ходила.
Если же это и была легенда, то она, все-таки, получила реальное воплощение через двадцать лет, когда 5 января 1973 года под городом Тулой состоялось уникальное десантирование БМД- 1 /Боевая машина десанта/ с двумя членами экипажа внутри ее.
Этот способ десантирования являлся давней мечтой генерала. Прыжок был не только историческим, но и смертельно опасным для членов экипажа машины. И генерал Маргелов для его выполнения послал своего сына, офицера-десантника Александра.